Воцаряется молчание. Куинн откашливается:
– Извините за вопрос, мисс Резерфорд, но были ли у вас с Камиллой сексуальные отношения?
Она разевает рот. Совсем чуть-чуть, но достаточно. И сглатывает комок.
– Как вы узнали?
Куинн разводит руками:
– Я не знал. До этого момента… Ну, очевидно, сейчас вы состоите в однополых отношениях, не так ли? А потом я вспомнил, что в документальном фильме Леонора Стэнифорт сказала что-то про то, что вы с Камиллой в то время были особенно близки.
Резерфорд вздыхает:
– Раз вы спрашиваете, то да. Между нами были отношения. Недолго. Никто не знал, даже Лео. Думаю, это был просто эксперимент, я имею в виду для Кэм. Для меня все было по-другому.
– Отличие в том, что вы уже знали, что вы лесбиянка?
– Пожалуй. Кэм, конечно, не воспринимала это серьезно. Для нее это был просто прикол. Вставной номер в шоу.
Я подаюсь вперед:
– А для вас нет? Для вас это было серьезно?
Она вздыхает:
– Я так думала. Какое-то время. Она так действует на людей.
– Вы ни разу не упомянули об этом в ходе первоначального расследования.
Мелисса слегка краснеет:
– Тогда я была всего лишь младшим сотрудником фирмы. И люди не были такими «толерантными», пятнадцать лет назад, особенно в престижных юридических фирмах. И, как уже сказала, я не знала, кто был отцом ребенка. И позволь я миру лезть в мою личную жизнь, это ничего не изменило бы. Мои отношения с Кэм – какими бы они ни были – не играли особой роли.
Я выдерживаю паузу.
– Особой не играли, а вообще играли?
Она хмурится:
– Не понимаю.
– Если у вас были физические отношения с Камиллой, вы в числе первых узнали бы, что она беременна. Лично мне с трудом верится, что вы могли не знать.
Мелисса краснеет и отворачивается.
– Мисс Резерфорд?
Она поворачивается ко мне лицом.
– Хорошо. То, что я сказала раньше… как я спросила Камиллу про ее вес… Это действительно было. Я умолчала об одном – это было в постели. В памятный воскресный день, когда ее родители обедали с друзьями. – Она в упор смотрит на меня: – Теперь довольны?
– И даже в тех обстоятельствах… в тех интимных обстоятельствах ей все же удалось убедить вас, что она говорит правду?
Резерфорд мрачно усмехается:
– Что ж, разве я единственная, кого она так одурачила?
Когда Куинн наконец возвращается домой, он страшно доволен собой. Вымотан, но доволен. В его квартире на верхнем этаже горит свет, и когда он поднимает глаза, видит, что Мейзи ходит по комнате. Он впервые видит ее вот так, у себя дома, и его сбивает с ног волна радостного удивления. Куинн несколько недель убеждал себя, что попросить ее переехать – это правильный шаг, – а затем сделал это так неуклюже, что она не сказала сразу «да», и он был вынужден приложить еще больше усилий, чтобы убедить ее. Он боялся, что дома появятся кучи женского барахла. Что его будут вечно пилить, что он не сможет расхаживать по квартире в спортивных штанах. Но, если не считать кое-какой косметики на ее стороне кровати и нескольких туалетных принадлежностей в ванной (Куинн даже не устоял перед искушением опробовать некоторые из них), по большому счету ничего особо не изменилось. Во всяком случае, на первый взгляд. Да и на второй все нормально. Вернее, очень даже хорошо.
Он открывает дверь – навстречу музыке и запахам еды. Мейзи стоит на другой стороне просторной кухни-гостиной и накрывает на стол.
– Привет, – говорит она, улыбаясь. – Ты в порядке?
Куинн бросает шарф и планшет на столик и падает на диван.
– Да, неплохо. Я бы даже сказал, весьма.
– Какая она… Роуэн?
Он морщится:
– Дура с каменным лицом.
Мейзи пожимает плечами:
– Как-никак пятнадцать лет за решеткой и все такое…
– Да, Фаули сказал то же самое.
– Так она что-нибудь рассказала?
Куинн качает головой:
– Нет. Ничего такого, чего не говорила раньше, это точно. А вот Мелисса Резерфорд – это совершенно другая песня.
Мейзи на мгновение замирает на месте.
– Ты и с ней тоже говорил?
Он начинает снимать туфли.
– Да, это было почти рядом, поэтому Фаули решил заехать туда на обратном пути. И, подозреваю, очень рад, что сделал это.
Он улыбается ей и подвешивает приманку. Она в ответ корчит ему гримасу.
– Давай… Выкладывай.
– Признаю, ты была права. Она сошлась с женщиной.
Мейзи делает большие глаза:
– Я знала… Я же говорила тебе… Эта женщина, Леонора, так сказала о них… Я знала, что там что-то нечисто…
Теперь Куинн улыбается от уха до уха:
– Да, сто очков тебе. Фаули вообще не улавливал, пока я не спросил ее в лоб. Думаю, он был сражен наповал.
Она опускает взгляд, чтобы скрыть улыбку. Ее не удивляет, что Куинн присвоил себе ее догадку, но в принципе ей все равно. Ей плевать, произведет ли это впечатление на Фаули, но Мейзи точно знает: для Куинна это важно. Гораздо больше, чем он готов признать даже самому себе.
Куинн ослабляет узел галстука.
– Так что сегодня на ужин?