С неба - в бой

На самую сильную группу во главе с капитаном Андреем Кабачевским возлагалось, не ввязываясь в бой, захватить летное поле и принять первый корабль со стартовой командой. А уж она должна встретить остальные самолеты.

3 января в половине четвертого дня мы строем направились к взлетным полосам, где уже стояли наготове тяжелые многомоторные бомбардировщики. Поднимаюсь на машину Константина Ильинского. Он в кабине. Рядом с ним сидит второй пилот. На своих рабочих местах штурман и бортмеханик.

В это время к трапу подъехал автомобиль. Из него вышел бригадный комиссар В. Я. Клоков. Он прибыл, чтобы пожелать нам удачи, дать последние указания. Я спросил его, будет ли обработан авиацией район нашего приземления.

Клоков невесело ответил:

— К сожалению, нет. Этой ночью наносится удар по другим объектам. Больше того, вас и истребители вряд ли смогут сопровождать.

В связи с изменением порядка боевого обеспечения десанта я считал, что командование прикажет нам изменить маршрут. Однако такого распоряжения не последовало.

В половине пятого наконец-то был дан сигнал старта. Сотрясая морозный воздух, взревели моторы. Над аэродромом поднялся снежный вихрь. Наш самолет первым вырулил на дорожку, взял разгон и оторвался от земли. В зоне сбора к нам пристроились еще три корабля. Всего же их должно быть не менее тридцати...

Неожиданно с наземного командного пункта поступила радиограмма. Нам предлагалось не ждать весь эшелон, а немедленно направляться к месту выброски.

— Ты точно принял? — недоверчиво спросил я радиста. — Проверь-ка на всякий случай.

Я был убежден, что текст или не нам предназначался, или подвергся сильному искажению. Ведь наше преждевременное появление над местом десантирования даст врагу возможность что-то предпринять.

Однако радист подтвердил:

— Все правильно, товарищ майор.

Мы взяли курс на запад. Часа через полтора достигли линии фронта. Черные облака все больше прижимали нас к земле. До войны такая погода считалась нелетной не только ночью, но и днем. Теперь же с этим не считались. Вскоре с земли нас начали обстреливать зенитки. Бомбардировщик стало бросать из стороны в сторону. Оказывается, взрывные волны могут играть тяжелым кораблем, как мячиком. Такого мне еще не доводилось испытывать.

Воздушные стрелки вступили в борьбу с неприятельскими артиллеристами.

Радисты чутко прослушивали эфир, но сигналов наших разведчиков уловить не могли.

При подходе к Медыни заградительный огонь стал особенно плотным. Из пилотской кабины я увидел, как шедший несколько выше и правее нас самолет, сделав несколько клевков, резко пошел на снижение.

Маневрируя, летчики с трудом вывели машины из опасной зоны. Однако ненадолго. Перед селением Большое Фатьяново снова попали в кольцо разрывов.

Искусство пилотов выручило нас и на этот раз.

Когда мы приблизились к фашистскому аэродрому, капитан Ильинский подал мне знак и сказал:

— Ну, счастливо!..

Я крепко пожал ему руку и пошел к десантникам.

Две тусклые лампочки освещали людей, стоявших у люков и дверей. Лица у всех сосредоточенные, строгие. Ждали сигнала.

И вот он прозвучал. Не задерживаясь ни на секунду, нырнул в черный прямоугольный проем. Некоторое время летел не выдергивая кольца (я взял с собой пилотский, а не десантный парашют: он несколько легче и можно прихватить лишних три-четыре килограмма полезного груза), потом выбросил в сторону руку — и через несколько мгновений ощутил знакомый резкий рывок. В этот момент звон в ушах обычно исчезает и наступает тишина, нарушаемая лишь затихающим гулом моторов. Но в ту памятную ночь все было не так. Вокруг грохотало. С земли ясно доносилась ружейная и пулеметная стрельба. Мне казалось, что весь этот огонь, который несколько минут назад был направлен на четыре наших корабля, теперь обращен только на одного меня.

Темноту прошивали красные, желтые, зеленые, оранжевые пунктиры трассирующих пуль. Подо мной то в одном, то в другом месте вспыхивали и гасли хвостатые ракеты, высоко над головой разноцветными звездами лопались снаряды. Со стороны это выглядело, может быть, даже красиво. Но мне, раскачивавшемуся на стропах среди этого смертоносного вихря, было не по себе. Совсем рядом кто-то из бойцов уже безжизненно болтался на лямках. Еще откуда-то доносился стон.

Один за другим надо мной прошли ТБ-3. Их темные силуэты хорошо просматривались на более светлом фоне неба. Я с тревогой подумал о том, что они так же хорошо видны и вражеским зенитчикам.

Одна группа самолетов пошла к Варшавскому шоссе, другая — к аэродрому, третья — в сторону села Большое Фатьяново. Это места выброски десантников.

Меня начало сносить к черневшему вдали лесу. Я перешел на скольжение и вскоре упал в глубокий снег. Почти тотчас же рядом со мной в сугробы плюхнулись еще несколько бойцов. Ими оказались Иван Якубовский, Анатолий Авдеенков, Василий Мальшин, Леодор Карпеев. Чуть подальше маячили еще чьи-то фигуры.

Не дожидаясь, пока соберется все подразделение, парашютисты группами и в одиночку направились к аэродрому. И сразу же вступили в бой.