С неба женщина упала

Расул, конечно, был тут как тут, принялся мне помогать и всячески изображать из себя медбрата, а ведь не далее как утром вкатил мне так, что до сих пор скула болит. Вспомнив об этом, я сердито от него отмахнулась и рыкнула по мере сил:

— Отвернись!

Он обиделся и отвернулся.

Петрович сосредоточенно бегал по мне пальцами, там нажмет, тут надавит, я морщилась и злилась.

— Не напрягайтесь, — одернул меня Петрович, — мешаете.

Он убрал руки, покряхтел, покашлял и сказал, обращаясь к спине Расула:

— Рентген здесь, собственно, нужен. Так трудно что-либо определенно утверждать. Но в принципе... Вы как... э-э... упали-то?

— Как... — передразнила я, — больно я упала.

— Да, Алевтина Георгиевна, — опечалился медик, — вы уж не выходите, что ли, никуда. Сидите в комнате или, еще лучше, лежите в кровати. Это для вас сейчас самое наилучшее.

— Ага, в кровати лежать! — воскликнула я. — Да тут знаете, сколько народу сразу набежит? Не отобьешься!

Этого Расул уже не вытерпел и на меня оглянулся. Глаза блестели, а губы поджал, того и гляди лопнет.

— Доктор совершенно прав, — едва сдерживаясь, заметил он. — Очень много вы вертитесь, Алевтина Георгиевна! Так что все рекомендации доктора будем выполнять. Попробуете встать с кровати — будете иметь дело со мной. Так что скидывайте с себя амуницию и лежать!

Петрович одобрительно закивал, а я не стерпела:

— А в туалет?

— Что «в туалет»?

— А то в туалет, что я туда хочу! Как мне быть? И что значит «скидывать амуницию»? Мне здесь голой, что ли, лежать? Нет уж, в таком благородном семействе я на это пойти не могу! Где мои вещи?

— Ну, очухалась вроде! — вдруг удовлетворенно заявил Расул, и по его хитрой морде расплылась улыбка до самых ушей. — Разошлась! Ты ее, Петрович, еще раз исследуй, я думаю, у нее уже все прошло.

Я квакнула с досады и обиделась. Что значит «прошло»? Лучше, конечно, но совсем чуть-чуть…

— Ну, ладно, — улыбнулся Петрович, — я пойду, а вы лежите. Если будет что-нибудь беспокоить, найдете меня!

С этими словами он направился к двери, а я обрадовалась. О чем разговор, конечно, мне придется поискать доктора и никто не сможет мне ничего предъявить, если случайно застукает ночью в коридоре. А там, бог даст, может, мне и повезет...

— Ну да! – прервал мои мысли Расул. — Только этого мне и не хватает, ночью тебя бегать искать! Мне все это вот уже где сидит!

Он чиркнул пальцем по горлу, а потом погрозил мне кулаком:

— Для твоей же пользы, по-хорошему говорю. Или мне тебя пристегнуть?

— Пристегнуть? — ужаснулась я подобному вероломству. — Куда пристегнуть, зачем? Да что же это делается, изуродовали женщину, места живого нет, так мало кажется? И что я сделала-то? Сижу, то есть лежу, молчу. Рот уж боюсь открыть, так нет, все не так!

— Послушай, рот ты еще и не закрывала! Может, и помолчала пять минут, когда схлопотала. И я не пойму, у тебя выбор что ли, есть? Или я с тобой что-то обсуждаю?

Отвечать я не собиралась. Нахмурившись, я смотрела на стенку прямо перед собой и молчала. А Расул подождал немного, да и сел на кровать около меня.

«Ого, — трухнула я, — как бы сейчас у нас любовная сцена не приключилась... Очень похоже. Глаза дурные, аж мутные. Еще действительно пристегнет к спинке! А почему бы и нет? Сначала одного замочил, теперь на баб потянуло, все очень даже просто и естественно...»

Положение усложнялось прямо на глазах, я непроизвольно съеживалась под пристальным взглядом, чувствуя, что сердце начинает колошматиться с невиданной частотой. А Расул то ли приближался сам, то ли у меня в глазах плыло, не поймешь, но скоро лицо его было так близко, что я различала чуть заметное дрожание его век. Глаза у Расула были странными, светло-карими, с темными брызгами по краям, и хотя сам он не походил на азиата, в глазах его было что-то восточное. А уж взгляд...

В комнате повисла тяжелая тишина, столь явно пронизанная жгучим желанием, что, казалось, оно проникает сквозь кожу горячим влажным потоком... Момент наступил критический, тот, пропустив который, остановить уже ничего нельзя. И хотя никакого страха я не чувствовала, понимала, что сейчас потеряю больше, чем получу.

Я тряхнула головой, презрительно скривила губы, окинула Расула оценивающим взглядом и хрипло засмеялась.

Расул вдруг отпрянул, словно его ударили, на лице появилось растерянное и несколько беспомощное выражение. Он резко встал и отошел к окну. Рывком сдвинул портьеру в сторону, в окно хлынул лунный свет, такой яркий, что я зажмурилась.

— Послушай, — начала я, томясь и, сама не зная отчего, чувствуя себя довольно скверно.

— Не надо! — прервал меня Расул, сделав останавливающий жест рукой.

Прошло несколько минут, я, сидя на кровати, кусала губы, Расул смотрел в окно. Потом вдруг усмехнулся и сказал, не оборачиваясь:

— Здорово... Здорово ты это делаешь... И я клюнул, не глядя... Смеялся над этими козлами, но и сам выше головы не прыгнул.

Он снова замолчал и, покачиваясь с пятки на носок, кивал головой да усмехался.

Верите или нет, но я испытывала чувство, близкое к стыду.