С нежностью цвета огня. Книга 2 (СИ)

А ещё очень хочется, чтобы он был счастлив. Только обязательно со мной, потому что я не смогу видеть, что он улыбается кому-то чужому.

Как я сглупила, попытавшись добровольно отдать Рраяра другой!

Надо, наверное, радоваться, что наши отношения развиваются, становятся всё более близкими. Мы часто видимся, разговариваем и почти не ругаемся, у меня есть здесь своя комната, а теперь и у Рраяра будет своя в нашем доме. Но мне вдруг стало этого мало.

Переждав эмоциональный приступ в горячей ванной, оказавшейся настолько бодрящей и тонизирующей, что изматывающего занятия словно и не было, нерешительно спускаюсь.

Он, как обычно, сидит за столом, приготовленным для нашего традиционного послетренировочного чаепития. Разве что вид у джаройя задумчивый и на моё появление он не оборачивается.

— Извини. Я не должна была так поступать.

— Ты же на самом деле так не думаешь, верно? Никогда не извиняйся, если не считаешь, что виновата.

— Что бы я ни думала, мне точно не хотелось тебя расстраивать.

— Ты была права — вот что имеет значение.

Я надеялась, что Рраяр добавит ещё что-нибудь, объяснит, как намерен поступать дальше, но он умолкает, вновь погружаясь в свои мысли, и рассматривает чашку с таким вниманием, словно там происходит нечто крайне важное.

Мне одновременно безумно интересно, о чём он думает, и страшно, потому что кажется, что всё вокруг стало зыбким, непрочным. Именно поэтому заговорить снова я не осмеливаюсь.

Вдумчиво допив до горечи резкий и терпкий чай, Рраяр поднимается, намекая, что время вышло.

Ясно. Никаких объяснений. Меня просто отправят домой, и хорошо, если завтрашний урок вообще состоится.

Преодолев навалившуюся тяжесть, встаю, медленно подхожу к нему и, сорвавшись, порывисто обнимаю, зажмурившись и крепко сцепив руки. Вкладываю в эти объятия всю свою любовь, всю потребность в его поддержке и ехидстве, весь страх потерять.

Какая разница, кто признаётся первым? Я просто должна это сказать! Сказать сейчас, потому что потом будет уже поздно!

— Люблю тебя, — шепчу.

Джарой замирает и, наконец, прижимает к себе. Сильно и… как-то обречённо, что ли? Так что мне даже больно.

Пусть. Лишь бы не отпускал.

Его сердце колотится быстро и мощно, почти оглушающе, и моё подхватывает этот сумасшедший ритм, чтобы звучать в унисон.

— Дари… — начинает Рраяр так глухо и тихо, что я едва узнаю его голос.

Что, если он не хочет идти дальше или чувствует ко мне что-то другое?

— Люблю. Люблю, не бойся. Ты просто… ты всю душу мне разворошила.

Не разнимая объятий, смотрю ему в глаза, чтобы запомнить, запечатлеть этот миг, и поэтому успеваю заметить, как в них постепенно зажигаются привычные лукавые огоньки.

— И если ты сейчас хоть что-то скажешь о своих принципах… если хотя бы подумаешь…

С этими словами он подсаживает меня прямо на стол. Его руки скользят по спине и замирают на талии и лопатках, привлекая ближе, хотя я и сама прижимаюсь, обхватив его ногами за бёдра.

От Рраяра исходит приятно волнующее ощущение силы, уверенности и желания. Он прищуривает свои янтарно-карие глаза, убирает прядь моих волос, выбившуюся из косы, не спеша проводит пальцами от виска вниз, до самого подбородка, подчёркивает линию губ. Едва дыша, я слежу за ним, как зачарованная, и вижу, что он тоже наслаждается тем, что я чувствую, впитывает мои эмоции. Их не становится меньше, — джаройи не могут ничего забирать, — но вкус ему явно нравится.

Когда ожидание поцелуя превращается в жажду, а Рраяр что-то не торопится, я сама тяну его за воротник рубашки.

— Не спеши, — усмехается мягко, склонившись так, что практически касается моих губ. — Предвкушение — самая лучшая часть.

С Рраяром каждый поцелуй получается разным. Были грубые, были злые и жадные, но этот совсем другой. Он до краёв наполнен нежностью. Мягкой, как облако, по-детски чистой и доверчивой нежностью, словно мы оба целуемся первый раз в жизни.

Не любя, так целовать невозможно.

После его «люблю» мне стало настолько легко, словно ноги вот-вот оторвутся от пола, и я научусь летать, но настоящее осознание приходит только теперь.

Любит. Рраяр тоже меня любит!

— Ты чего? — настораживается опасливо. — Я не настолько плохо целуюсь, чтобы это оплакивать!

— Я и не плачу!

— А носом кто шмыгает?

— Не я!

Ну, может, всего разок от переизбытка чувств и совсем тихо. Но ему не признаюсь. Он вообще не должен был это заметить.

— Хочешь сказать, мне показалось?

Ну вот почему он… такой!? Лучше бы и дальше целовал! Молча.

Фыркнув, снова тянусь к его губам. Даже когда Рраяр помалкивает, эти губы сами собой изгибаются в соблазнительно-наглой ухмылке. В равной мере манящей и раздражающей.