— Здрасте всем, — сказал папа.
Он раздал поцелуи семейному кругу, уважительно поклонился миссис Килларни и пожал ей руку. Одарил улыбкой младенца. Затем сел, налил себе стакан уиски и с задумчивым видом осушил его маленькими глотками.
— Ты принес спички? — спросила у него мама.
— Конечно.
Он пошарил в кармане, вынул совершенно новый коробок и бросил его на стол.
— Спасибо, — сказала мама.
— Подобрал бы щипцы, — сказал папа Джоэлу.
Джоэл встрепенулся, но щипцы подобрал.
Потом папа обратился к миссис Килларни:
— А вы, уважаемая, что намерены делать?
— Ах, сэр, я так рада, что вы здесь. Я вам сейчас все объясню.
— Не стоит. Я уже знаю. Вы уверяете, что этот огрызок — мой внук? Так вот, правда это или нет, идите отсюда на хер, и причем немедленно.
— Нет! — произнес Джоэл.
— Что ты сказал?
— Я сказал: нет. Она останется здесь, или уйду я.
— Она уйдет отсюда на хер, а ты можешь уйти вместе с ней, если тебе так хочется.
— Хорошо.
Джоэл встал и подошел к миссис Килларни. Помог ей подняться со стула и торжественно объявил:
— Миссис Килларни, позвольте мне разделить вашу жизнь. Мы воспитаем нашего ребенка в чести и достоинстве!
Мы с Мэри встретили это заявление энергичными аплодисментами. Мама прослезилась.
— Завтра заберу свои вещи, — продолжал Джоэл. — Прощай, мать, прощайте, сестры, простите, что покидаю вас. Меня призывает долг.
Подхватив миссис Килларни под руку, он вышел, а мы проводили их бурными аплодисментами.
— Что касается вас, — произнес папа, — если хотите здесь остаться, то ведите себя тихо, не то получите по первое число.
Мы замерли. Входная дверь хлопнула. Воцарилась тишина.
Мама нашлась первой. С легким укором в голосе она обратилась к папе:
— Джон, долго же ты ходил за коробком спичек.
— Спички — это плевое дело, — ответил папа. — Труднее было найти коробок.
И он налил себе еще один стакан уиски. Так я проиграла брата и выиграла отца.
Вялый, но суровый, он кристаллизует домашнюю атмосферу в кусок режущего льда или сгущает в подобие вязкого клея. Он пьет почти столько же, сколько и Джоэл (нет, все-таки намного меньше), но это никак на нем не отражается. Он нечасто покидает дом, по правде говоря, после своего возвращения он вообще еще не выходил. Мама светится от счастья, Бесс — запугана до смерти. Мэри заявила, что уйдет из дома, как только станет почтовой служащей.
Да, жизнь в доме заметно изменилась.
Мы с Мэри пошли проведать Джоэла. Он живет на очень крутом повороте улочки, идущей от Кросс Кевин-стрит возле Политехнического института до Нью-стрит. Первый этаж дома занимает лавка потрохов и требухи. Мы перешагнули через закисающие свиные головы, циррозные телячьи желудки и прохудившиеся бычьи яйца и стали взбираться по занозистым ступеням темной лестницы, посреди которой проложил себе русло ручеек мочи.
— Здорово! — увидев нас, заорал Джоэл. — С тех пор, как я ушел из дома, ни разу не напивался. Правда, Саломея?
Мы поприветствовали миссис Килларни и подошли взглянуть на нашу племянницу, которая дрыхла на дне чемодана, приспособленного под люльку.
— Смотрите, — продолжил Джоэл, — всего-навсего восьмой стакан уиски (было шесть часов вечера). И я даже начал работать! Я работаю! Вчера отнес чемодан на вокзал Уэстланд-Роу, а позавчера провез тачку через всю Кукс-лейн! Я словно заново родился!
Он удовлетворенно улыбнулся и плюхнулся на табуретку.
— Саломея, а чем мы их угостим? Уиски?
— Кончился.
— Может, сходишь за бутылочкой?
— Денег нет.
— О’Кохтэйл даст в кредит.
— Больше не даст.
Джоэл вывернул карманы: у него оставался всего один реал. Миссис Килларни обладала еще тремя финингами. У Мэри в сумке был один флорин, а у меня — три пунта, но я показала лишь две куроны.
— Хватит, — сказала миссис Килларни и весело убежала за напитком.
— А отец? — спросил Джоэл, отковыривая ногтями засохшую грязь на ботинках.
— Отец! Отец меня достал выше крыши, — сказала Мэри. — Я свалю из дома, как только смогу зарабатывать на кормежку.
— Будешь жить с Джоном Томасом?
— Возможно.
— Дома обо мне говорят?
— Мама передает привет. А он если и говорит, то только для того, чтобы сказать гадость, сморозить глупость или отдать приказ. Напыщенный мудак.
— А ты, Салли, почему молчишь?
— Ну, я-то, — ответила я. — Мне по фигу.
— Ты что, Салли? У тебя что-нибудь не так? По-моему, ты после каникул изменилась. Что с тобой?
— Со мной? Ничего. Совершенно ничего.
— Она страдает от засунутой внутрь любви, — заметила Мэри.
— Ты вгонишь меня в краску, дурочка.
— Она не знает, куда ее прицепить, эту любовь. В ее жизни не хватает вешалки.
— А с Варнавой ты больше не видишься? — спросил Джоэл.
— Смотри, как ты мною заинтересовался, с тех пор как отбыл из дому.
— Говорю тебе, я словно заново родился.
Миссис Килларни вернулась с пятью бутылками.
— Кредит возродился, — сказала она, подмигнув.