— Послушайте…, - и тут я понимаю, что мне полный пипец! Я не знаю ее имени. Ну, Вадим! Хотя сама виновата, за столько времени могла и спросить!
— Ты не знаешь моего имени?
— Послушайте… мама.
— Феогнида.
— Что?!
— Меня зовут Феогнида, — затяжная пауза, непроницаемое лицо… и Гнида? Черт возьми, шутит или всерьез?
— Хорошо, Феогнида, у меня настоящая грудь и раздеваться я не буду.
— Хорошо, что настоящая, а вот то, что Гнида-это плохо. На самом деле меня зовут по-другому. Хотелось проверить твою реакцию на столь странное имя. Меня зовут Пульхерия Александровна. Могу показать паспорт, если не веришь.
— Верю, — вот почему-то реально верю. У такой тетки не может быть простого имени.
— Можешь звать меня без отчества. А если подружимся, можешь называть меня Хеша или Пульхеша.
— Или Пульхера.
— А ты я смотрю Хулия Обнаглесиас? — демонстрируя белоснежную улыбку, выдает она.
— Разве что иногда.
— Не перебарщивай… Лена. Так, ладно это все неважно. Сколько тебе лет и откуда ты вообще взялась?
— Двадцать четыре. Из половых путей.
— Все-таки Обнаглесиас.
— Ну хоть не Хулия. Просто не надо меня обходить кругами и обнюхивать. Мне это не нравится. Нервирует, знаете ли.
— Я просто пытаюсь понять, чем от тебя пахнет. Какой-то до боли знакомый запах…, - женщина наклоняется к моему лицу и начинает самым настоящим образом меня обнюхивать. Пипец. Просто пипец! — Точно. У меня так пахнет в туалете.
— То есть от меня пахнет какашками?
— Господь с тобой. От тебя пахнет Вадимом. Он мне месяц назад купил штуку в туалет-подсовываешь руку и вуаля мыльная пенка. Обалденный запах. Он ей тоже пользуется. Ладно, Лена, значит спишь с моим сыном. Очень странно, учитывая, что я о тебе ни разу не слышала и не видела ни одной вещи в квартире Вадима. И уже прям свадьба?
— Да, скоро.
— Понятно. Ладно, осваивайся. Сейчас кое-что проверим.
В принципе, ничего ужасного пока не произошло. Подумаешь, блузку захотела мне снять, не сняла же в конце концов. Бегло осматриваю прихожую и прохожу в гостиную. Надо отдать должное то ли вкусу мадам, то ли Вадиму, но обстановка великолепная. Уютно и светло, все как я люблю. И нет никакой старушечьей атмосферы, все стильно и современно.
— Нравится мой дом? — слышу позади себя голос маман.
— Очень. Красиво и уютно.
— И не надейся, жить здесь ты не будешь. Держи, — подает мне тест на беременность. — Иди пописай, дорогая. Мне надо знать беременна ты или нет.
— Я и так вам скажу-не беременна, расслабьтесь, Пульхера…рия.
— Хулия, не стоит так часто обнаглесиваться. Я же могу начать зверствовать. Пописай на него и пойдем дружить.
— Кстати, зачем вам вообще тест на беременность в семьдесят лет?
— В магазине был по акции, купи один, второй в подарок. Я вообще покупаю все по акции… впрок. Тушенку вот недавно купила белорусскую, знаешь какая вкуснятина. Пальцы оближешь.
— Супер. Только тест так-то не едят.
— Да, на него писают. Иди писать.
— Я не буду этого делать. Я сказала, что не беременна! — уже чуть ли не истерично восклицаю я.
— Мне надо знать наверняка, — продолжает настойчиво напирать женщина. — Если не беременна-можно поиздеваться, если беременна-то придется быть милой.
— Я беременна, уже две недели.
— Все, можешь не писать, — резко выдает она. — Хорошо, что не беременна. Пойдем готовить обед.
— Что? Вы серьезно?
— Да. Вижу, что ты не беременна. Осталось узнать твое социальное положение и считай, что мы уже подружки. Обрадуй старую женщину, скажи, что ты не фрау шлюхер и не провинциалка, решившая обобрать моего сына.
— Я терапевт и мой отец обеспеченный бизнесмен наравне с вашим сыном. Так что будьте спокойны, мне не нужны деньги Вадима.
— Ну что я могу сказать, — потирая руки улыбается женщина. — Мордочка у тебя хорошенькая, сиськи, если натуральные, вообще класс, к тому же обеспеченная, да еще и молоденькая терапевтиха. Надо брать, надо брать. Все, пойдем готовить борщ, а потом что-нибудь изысканное.
— Зачем борщ? Это не празднично.
— Борщ мне на завтра. А потом будешь готовить изысканное. Ты, кстати, хорошо готовишь?
— Да, училась у профессионального повара, — брякаю первую попавшуюся мысль, поражаясь бесцеремонности моей собеседницы.
— Надо же, какая прелесть, — кладет на мое плечо руку и прижимает к себе. — Значит будет еще более приятно издеваться. А у кого училась?
— А вы всех поваров знаете?
— Конечно. Я же шеф-повар, пусть уже и не при делах. Ездила по различным странам, проходила практику у лучших профессионалов, — подталкивая меня к кухне, продолжает напирать моя будущая свекровь.
— Да что вы говорите, шеф-повар?
— Да, дорогуша. Вот ты у кого училась?
— У Оливье Крабовье.
— О! Знаю такого, — восклицает женщина, сверкая выбеленными зубами.
— А вы у кого?
— А я у Мимозы Кулебякиной.
— О! — копирую интонации будущей свекрови. — Я тоже у нее училась.
— Замечательно. Смотри, как много у нас общего.
— Знаете, вы мне кого-то отдаленно напоминаете.
— Кого? Мичленовскую звезду?
— Разве она не Мишленовской зовется?
— Не знаю, а что на это говорит Оливье Крабовье?
— А Мимоза Кулебякина?
— Она говорит, что Мишлен, что Мичлен одна фекалия. Все, закрой рот и иди готовить.