С открытым лицом (ЛП)

Вначале мы посвятили себя организации практически ежедневных «листов борьбы». Написанные изнутри отделов, они рассматривали рабочий цикл и его критические точки, информировали о росте борьбы рабочих, выпускали призывы и повестки о собраниях. Мы распространяли многие сотни таких листков, которые затем собирались в «дневники борьбы», опубликованные в контр-информационных газетах. Тем временем некоторые «синие комбинезоны», близкие к Potere Operaio, такие как Кристофоро Пьянконе и Лука Николотти, стали нашими боевиками. К нам также присоединился Анджело Басоне, один из молодых лидеров секции PCI внутри Fiat.

 

В то время туринская фабрика приближалась к своему самому жестокому циклу борьбы, кульминацией которого станет великая оккупация Мирафиори осенью 1973 года. Власть рабочих на фабрике проявлялась в постоянных внутренних маршах, которые часто перерастали в настоящие столкновения. Красные платки», наиболее политизированные и активные рабочие, были выделены и наказаны, с увольнениями и переводами, ненавистными контролерами и боссами. Желтый профсоюз на службе у начальства считался самым коварным врагом, которого нужно было победить. Мы работали прежде всего над тем, чтобы попытаться разрушить систему контроля и шпионов на конвейерах и вокруг маршей протеста.

В кипящем климате тех дней было легко перейти к реальным действиям. Так, в Турине мы сожгли десятки машин шпионов и провокаторов. Излишне говорить, что эти микро-атаки быстро сделали нас популярными среди широких слоев работников Fiat. Настолько, что в течение очень короткого времени мы получили настоятельные просьбы «сделать что-то большее».

"Ударь одного, чтобы воспитать сотню»: даже в Fiat вы начали организовывать демонстрационные похищения.

Именно так. В феврале 73-го мы схватили на улице Бруно Лабате, главу фашистского профсоюза Cisnal. Мы отвели его в квартиру и допрашивали несколько часов. Он рассказал нам о механизме, с помощью которого Fiat нанимает сотрудников правого крыла, чтобы шпионить за протестующими рабочими и создавать провокации. На следующий день, вместе с Маргеритой, Феррари и Бонавитой, я отвожу Лабате к машине перед первым выходом на Мирафиори, когда заканчивается смена. На глазах у сотен рабочих мы вытаскиваем его из машины, приковываем наручниками к фонарному столбу и вешаем ему на шею обычный знак. Затем, с голым лицом, мы спокойно раздаем наши листовки BRи уходим, не вызвав аплодисментов. Лабате стоит на столбе до приезда полиции, больше часа, окруженный рабочими, которые говорят ему всякие гадости. И никто не открывает рта, чтобы предоставить какую-либо полезную информацию для нашего опознания.

К тому моменту круг наших единомышленников в Fiat стал очень большим.

Каковы были ваши отношения с лидерами Potere Operaio, которые вращались вокруг большого завода в Турине?

При различии позиций между нами существовала открытая конфронтация и широко распространенная солидарность. Я помню, как несколько раз встречался с Тони Негри на роскошной вилле его друга Карло Саронио, 11 недалеко от Турина. Он довольно критически относился к нашему способу представления о конспирации внутри движения, но наибольшие расхождения касались его мнения о PCI. Негри очень резко относился к Коммунистической партии, которая, по его мнению, оставалась полностью встроенной в доминирующую систему власти. Мы с товарищами из БР были решительно более эластичны, не столько из-за идеологических разногласий или различий в анализе, сколько по практическим причинам: рядом с нами на заводе работало много рабочих, которые все еще были членами профсоюзов и секций PCI.

Мы не могли позволить себе плохо относиться к партии Берлингуэра.

Поэтому БР консолидировались внутри Fiat и решили провести более требовательную акцию: первое «длинное» похищение человека — Этторе Америо, которого держали в плену восемь дней, с 10 по 18 декабря 73-го. Почему именно он? И какую цель вы ставили перед собой?

В конце 73-го года на заводе Fiat и других связанных с ним туринских заводах у нас было около двадцати бригад, каждая из которых состояла из четырех или пяти человек. Однако вокруг этих «завсегдатаев» была целая зона сочувствующих, состоящая из сотен рабочих.

Осенью оккупация Мирафиори стала грандиозным событием: непрерывные внутренние марши, перекрытые все отделы, ворота, сотни красных флагов на стенах по периметру, вся фабрика на три дня практически в руках рабочих. Чтобы дойти до этого момента, потребовалось более десяти лет роста автономной борьбы. Каким-то образом движение «массового рабочего» — неквалифицированного, недовольного работой, почти всегда южного — завершило путь, начатый в 62-м году первыми забастовками, не объявленными профсоюзом, и столкновениями на площади Статуто.

В тот момент борьба за продление контракта с металлургами, энергетический кризис, угрозы массовых увольнений — все это вместе взятое создало взрывоопасный климат. И именно этот взрывоопасный климат и наши предыдущие успехи убедили нас сделать шаг вперед.