Однако вопрос, поставленный Асором Розой, может стать предметом интересной дискуссии, если отказаться от притязаний на установление иерархии между голосами. Это интересная дискуссия, в которую я лично заинтересован погрузиться, как только мое слово будет освобождено от тюремного залога.
Но требовать от меня только публичного отказа от «бригадирской стратегии», больше чем требование культурной липовости, кажется мне требованием политической данности и, в конечном счете, снова отречением.
Летом 91-го года президент Республики Франческо Коссига объявил о своем желании помиловать заключенных в качестве «символического акта, завершающего годы чрезвычайного положения и открывающего эру реформ». Но после долгих тягот и проволочек эта инициатива провалилась. Как Вы пережили тот период препирательств и споров о Вашей судьбе?
Это было, помимо всего прочего, грубое насилие по отношению ко мне. В письме министру Клаудио Мартелли, которое он настоятельно рекомендовал мне сделать во время визита в Ребибию, я просил рассмотреть коллективную проблему, касающуюся всех политических заключенных и изгнанников. При этом я старался не путать свою личную позицию с «политическим» вопросом, который я поднимал. Вместо этого мне был задан вопрос о помиловании. Помилование, о котором я никого не просил. Таким образом, я стал предметом обсуждения, совершенно не связанного с моей волей и поднятыми мною вопросами.
По решению суда не было доказано, что эти преступления были совершены «в рамках единого преступного замысла». Смехотворное оправдание, — возразил Коссига, — поскольку я был указан как основатель и лидер «Красных бригад». Непробиваемое оправдание, добавлю я, учитывая, что есть по крайней мере три товарища из исторической группы «Красных бригад», с идентичным моим правовым положением, за которыми «продолжение» признали другие суды и которые уже некоторое время находятся на свободе.
Поэтому помилование, по мнению президента, должно было, прежде всего, исправить вопиющее нарушение принципов справедливости. Уго Печчиоли и Фердинандо Импозимато, бывшие чемпионы в борьбе против экс-БР, также зашли так далеко в колонках «Unità».
Когда люди говорят обо мне, они говорят не о человеке Курсио, а о символе Курчо. Мой образ превратился в символ «Красных бригад» и «терроризма». И поэтому судебный приговор в отношении меня приобретает символическо-политическое значение. С другой стороны, можно также думать, что судьи, призванные судить меня, не хотели вынимать каштаны из огня политиков.