Несколько минут промедления в споре с хирургом-ординатором или в ожидании такси, и эта женщина наверняка бы погибла. Хирург, молодой индиец, был мне благодарен. Выяснилось, что в детстве ему самому делали операцию на сердце (он оттянул V-образный воротник формы и показал бледный, размытый шрам повыше грудины). В ту ночь мы отлично поладили и из-за совместной работы в сложной ситуации, как это часто бывает в больнице, сдружились. Такой была моя первая встреча с живым, бьющимся сердцем, нуждающимся в срочной помощи. В следующие несколько месяцев я ни разу не отклонял запроса на эхо.
В 1950 году в Лундском университете в Швеции кардиолог Инге Эдлер и физиолог Карл Гельмут Герц изобрели эхокардиографию. Они ходили в доки, чтобы изучить работу сонаров, и пришли к выводу, что если ультразвуком можно за пятьсот метров увидеть корабль, то, наверное, если изменить глубину сигнала, с его помощью можно будет увидеть и сердце. Они создали прототип щупа и приложили к груди Эдлера; поначалу они не понимали, что именно они видят, но было очевидно, что это бьющееся сердце. В 1954 году они опубликовали первую научную работу по ультразвуковой кардиологии – «Использование ультразвукового рефлектоскопа для непрерывной записи движений стенок сердца». В середине 60-х годов ХХ века Харви Фейгенбаум впервые использовал ультразвук для исследования скопления жидкости в перикарде. Вскоре эхокардиография стала повсеместно использоваться для срочной диагностики скопления жидкости и помогала хирургам прицельно вводить дренажную иглу. Ультразвук перевел процедуру дренажа тампонады в раздел шаблонных. Уже через несколько месяцев ординатуры тампонада перестала быть для меня чем-то экстраординарным.
До начала эры ультразвука тампонада представляла серьезную угрозу для ранней хирургии, где всегда был немалый риск травмы сердца. Летом 1893 года, когда доктор Дэниел Хейл Уильямс провел дренаж травматической эффузии сердца в ходе (на тот момент считавшейся таковой) первой операции на открытом сердце, его действия были воистину революционными.
Пациента, двадцатичетырехлетнего Джеймса Корниша, ударили ножом в грудь в драке в салуне. Когда конная карета скорой помощи доставила его в больницу, у него было обильное кровотечение. Уильямс осмотрел его, имея из диагностических инструментов только стетоскоп (рентгеновские снимки изобрели лишь пять лет спустя). Ножевое ранение было чуть правее грудины и приходилось точно в правый желудочек сердца. Изначально Уильямс счел рану поверхностной, но затем у Корниша понизилось давление, началась вялость, и он стал погружаться в летаргию – все признаки тампонады и шока; тогда врач понял, что пора действовать.
Ничто в изнуряюще тяжелой жизни Уильямса не предвещало его участия в столь эпохальных событиях. Отец Уильямса был цирюльником и умер от туберкулеза, когда сыну было всего десять лет. Его отправили жить к друзьям семьи в Балтимор. Будучи в основном самоучкой, он перебивался случайными заработками, побывав в какой-то момент в подмастерьях у сапожника, цирюльником и музыкантом на озерных кораблях, а затем решил заняться медициной. Он переехал в Чикаго, где работал подмастерьем хирурга, а затем получил образование в Чикагской медицинской школе (сейчас она называется Школа медицины при Северо-Западном университете)[19]
. Он открыл медицинскую практику в южной части города, работал врачом при приюте и стал первым врачом-афроамериканцем, работающим на городскую железнодорожную службу. Предки Уильямса были рабами, а он сотрудничал с Лигой равноправия, организацией, возникшей во времена Реконструкции Юга, которая боролась за права чернокожего населения. В 1891 году он открыл в трехэтажном кирпичном здании больницу Провидент[20], первую, где наряду с белыми сотрудниками на равных работали молодые чернокожие врачи и медсестры. Под руководством социального реформатора Фредерика Дугласа она стала для чернокожего населения Чикаго альтернативой переполненным благотворительным больницам.До того летнего дня в 1893 году почти никто не пытался оперировать сердце живого человека[21]
. Сегодня, когда кардиология постоянно прибегает к продвинутым хирургическим вмешательствам, сложно представить, что вплоть до двадцатого века врачи, по сути, не имели к сердцу никакого доступа.