В вагон Куйбышев вошел после третьего звонка. Стал искать свободную багажную полку, чтобы забраться туда, избавив себя таким образом от необходимости отвечать на вопросы любопытных пассажиров.
Но некие таинственные силы и здесь подготовили ему удивительную встречу: на нижней полке потерянно сидел тихий молодой человек с гладко выбритым лицом. Он, по-видимому, плохо понимал, где находится. Его опекала молоденькая медицинская сестра, что-то говорила ему, успокаивала. «Наверное, свихнулся парень, — подумал Валериан, — теперь такие часто встречаются».
Взгляд помешанного рассеянно скользнул по лицу Куйбышева, но не задержался на нем.
Разве могли они оба предполагать, что недалек тот день, когда революция и гражданская война свяжут их крепчайшими узами! И разве мог Куйбышев догадаться, что перед ним находится не больной, а великий конспиратор, уже прославленный на всю Россию своими революционными подвигами Михаил Фрунзе, пробирающийся на фронт?! Совпадение? Да, конечно. Бывает. Как тогда с Андреем Соколовым. Тысячи раз незримо пересекаются наши пути с теми, с кем суждено идти рука об руку, делить и горе и радость. У случая свои законы.
Но самая невероятная встреча ждала его впереди, в Самаре.
8
До революции в России остались считанные месяцы. Путь Куйбышева в Петроград лежит через Самару. Собственно, он вынужден был пересесть с поезда на поезд, чтобы передать письма самарским товарищам от ссыльных всей Сибири — и Западной, и Восточной. Явка — в пекарне Неклютина.
Перепачканный мукой и тестом, пекарь писем брать не стал, пообещал:
— Вечером сведу вас в одно место.
И свел. Это была квартира токаря Шверника. Они познакомились.
— Товарищ Андрей что-то задерживается, — сказал Шверник. — Придется вам подождать.
Звякнула калитка. Шверник выглянул в окно:
— Он!
В комнату вошел человек весьма интеллигентного вида, в пенсне. Валериан вздрогнул:
— Бубнов!
Тот заморгал глазами, снял пенсне, протер его платком, снова надел, широко улыбнулся:
— Ну водит нас бог вокруг одного столба. Здравствуй! Откуда?
— Из Иркутска. Бежал.
— А куда путь держишь?
— В Питер, разумеется.
— Почему «разумеется»?
— А куда мне еще ехать? Там все знакомые.
— В том числе жандармы и полицейские.
— Питер велик. Но я с этой самарской петлей порастратился. Может, выручишь? На билет? А то махну зайцем.
Бубнов укоризненно покачал головой:
— Не выручу. Баста! Вот они, денежки. — Он вынул из карманчика несколько ассигнаций. — Но ты их не получишь. Заработать нужно.
Валериан расхохотался. Бубнов был человеком на редкость щедрым, а тут его вроде бы обуяла скупость.
— В Питере наших товарищей хватает, — сказал Бубнов, — а здесь, в Самаре, организация обескровлена. Именем партии приказываю тебе остаться здесь. Именем Ленина! Достаточно?
— Достаточно. Я ведь не анархист какой-нибудь. И к военной дисциплине привычный. В Иркутске у меня осталась жена, Прасковья Стяжкина. Махнет в Питер — тогда и не сыщем друг друга.
— К твоим услугам самарский телеграф.
Куйбышев развел руками:
— Как это я не сообразил сразу? В самом деле, телеграф! Цивилизация.
— Телеграфируй, чтоб выезжала сюда. И немедленно. Дело найдется. А это вот ей деньги на дорогу. Перешли. Не от меня — от организации.
— Капитулирую безоговорочно. От вида денег я совсем отвык, — произнес Валериан шутливо, засовывая ассигнации в потайной карманчик.
— А мне дело найдется? — спросил он, после того как напились чаю.
— Найдется, — сказал Шверник. — На нашем трубочном заводе. Ваш фрезерный станок стоит напротив моего токарного.
— Да я никогда не был фрезеровщиком! — воскликнул в сердцах Валериан. — Даже не знаю, с какого боку подойти. Столяр я. Ну могу рессоры делать. Ну в больничную кассу. На худой конец — землекопом.
— Нет. Фрезерный станок пустует. Парня угнали на войну. А замены не находится.
И все-таки Валериану на первых порах пришлось поработать табельщиком в пекарне Неклютина. Потом перешел в контору кооператива «Самопомощь». На завод его просто не хотели принимать: требовался фрезеровщик высокой квалификации. Шверник взял все на себя.
— Вас будут обучать работе на фрезерном станке тайно от администрации. Наш подпольный стол найма. Мы всех партийных товарищей устраиваем на завод таким образом. Главное — сдать пробу. А в шестой мастерской, как я уже сказал, место для вас есть.
Жил Валериан в чулане, спал на старой двери, снятой с петель, под тоненьким одеяльцем, под которым не укрыться от пронизывающего весеннего холода.
«Этот город со всеми его прекрасными домами, набережной, дебаркадерами, липовыми аллеями, скверами, заводами будет носить твое имя...»