С оттенком помешательства

Бездействие. Оторопь. Тревога. И это лишь малая часть того, что испытывала я в настоящий момент. Руки мои потеряли силу. Они безвольно болтались вдоль обмякшего тела. Я ощущала себя в его объятиях тряпичной куклой. Наверное потому и медлила, и не пытаясь выбраться из эмоционального ступора. Я ждала от него дальнейших действий. Ждала, когда он возьмет все в свои руки. Когда возьмет на себя управление мной.

А еще я боялась. Страшно боялась ошибиться. Сделать то, о чем мы оба будем сожалеть по прошествии времени.

— Ли-и-и-на! — прорычал он в мои губы, жестко стиснув, оттеснив меня к стене, буквально припечатав, зажав между прохладой стены и жаром его тела.

Глаза безумца пронзили насквозь. Руки его превратились в самые настоящие тиски. Дышать уже было невозможно.

— Север, — тихо произнесла я на выдохе, перемещая свои ладони к пружинистой груди Довлатова, а за ребрами его сердце неумолимо клокотало, отзываясь.

Глаза в глаза. Мой потерянный взгляд, заволоченный дымкой, против его — дикого с всполохами северного сияния. Мое затрудненное дыхание в перерез его — буйного и надрывного. Мои робкие касания против его смелых и требовательных прикосновений, скользящих по спине в беспорядочной траектории.

Забравшись ладонями под мой топик, Север искал ту границу, где ему недозволенно было меня касаться. Но дело в том, что тех прежних границ больше не существовало, а если они и были очерчены противоречивым сознанием, о месте их расположения я сама пока еще не догадывалась. На месте прошлых границ теперь пробивались сгустки возбуждающей энергии. Они скапливались внутри и выходили из меня через каждую клеточку тела, сочились из каждой поры, обволакивали собой каждый нерв.

— Попроси... Ты ведь хочешь этого не меньше, чем я, — мольба в голосе, мольба в глазах, мольба в настойчивых прикосновениях.

Прихватив волосы у самых корней, он оттянул их назад. Задрал мою голову, делая меня максимально беззащитной. Среди прочих незащищенных мест, Север выбрал самое уязвимое. Губы его опустились не к моим пересохшим губам, а к шее. К месту, где пульсировала кровь. И стоило ему впиться губами в разгоряченную плоть, вгрызться в венку зубами, втянуть ртом кожу, оставив засосы, как массированный разряд тока прошил меня насквозь, а из уст сорвался не то всхлип, не то полустон. Такой же молящий, как и его поцелуи.

— Чувственная кроха, — пошептал он в перерывах между диким нашествием на мою шею. — И моя... моя... моя... Никого не надо больше... В жопу всех....

Глаза закатились под веки, сердце готово было выскочить из груди, и ноги подкашивались, отказываясь сдерживать натиск.

Рефлекторно я забросила руки на его напряженные плечи и тотчас потеряла почву из-под ног. Одним рывком Север поднял меня вверх и усадил на себя, переплетая ноги на пояснице. Вновь прижал к стене, вдавил всем своим напором, давая почувствовать твердость его намерений в области ширинки.

— Помнится, однажды я взял за правило озвучивать твои же желания за тебя, — с угрозой напомнил, сминая мою мнимую оборону в маленький комок. — Ты трусливая, Лина. Смелости не хватает сознаться, но хрен с этим, я сам все разрулю, — яростно прошипел у моих губ, попадая в самое яблочко. — Вот только не надо потом говорить, что ты этого не хотела! Ясно? Ты поняла меня?!

Утопая в открытом океане его глаз, я прикусила язык до металлического привкуса во рту, только бы не сказать ничего опрометчивого, что могло бы повлиять на решительность Севера. На его импульсивность. И лишь неуверенно кивнула, пальцами вцепившись в плечи, ощущая какими бугристыми были его мышцы, словно вот-вот лопнут от перенапряжения.

А вслед за этим я окончательно потеряла рассудок. Его заволокло густым непроглядным туманом — и вперед было страшно смотреть, но и назад дороги уже не было. Она отсутствовала, как и мой топик, который Север едва ли не разорвал на мне на куски. Он бросил его на пол, торопливо скинул с себя кроссовки и уверенно двинулся в мою комнату, осыпая пламенными поцелуями налитую грудь, посасывая вздыбившиеся соски. Прихватывая зубами до пронизывающей сладкой боли.

А затем Север переключился на мои губы, неистово рвал их. С утробным рыком кусал, словно изголодавшийся зверь, дорвавшийся до куска аппетитного мяса. Он был неутолим. Он проталкивался в рот горячим языком, лишая меня последней крупицы самообладания.

— Здесь хочу, — прохрипел он, усадив меня на письменный стол и в одну секунду скинув в себя кожаную куртку, которая также отправилась на пол.

Немного странно, что для нашего первого раза он выбрал письменный стол. На кровати же всяко удобней. Мягче.

Впрочем, тогда я совершенно не думала о выборе более удобной плоскости. Я вообще ни о чем не думала.

Я осязала. И куда важнее было чувствовать его опасную близость. Ощущать одуряющий аромат тела. Улавливать колебание воздуха, загустевшего от нашего дыхания. Различать искры, возникшие от притяжения наших тел. Все это было гораздо притягательней, чем засорять свою голову ненужными вопросами.