С оттенком помешательства

"Хороший мой, только прошу тебя, не рассказывай ничего. Я не хочу доставлять тебе лишних проблем!"

Виола Большой Ротик:

"Сев, ты где есть-то? Я, короче, жду тебя еще пять минут, а потом выдвигаюсь в клуб с парнями. Кстати, я без трусиков!"

Мамочки...

Отбросила от себя телефон, желая вымыть руки мирамистином. Я нарвалась на грязь. Вымазалась в ней с головы до ног.

Блин! Зачем полезла!?

Зато теперь стало понятно, к кому Север должен был поехать. Понятно, между кем метался его выбор.

Не выбрал ли он меня только потому, что я оказалась ближе? Так или иначе я же тоже в итоге оказалась без трусов!

И вновь разочарование обрушилось на меня лавиной. Засыпало с головой и утрамбовало под грудой других разочарований.

Как иначе реагировать, я не понимала.

Руки затряслись и голова пошла кругом от осознания, что для Севера произошедшее между нами, ничего не значило. Или значило?

Блин, все это так сложно. Я запуталась.

Нам нужно поговорить об этом! Сейчас же! Я должна вывести его на чистую воду!

Не хочу болеть! Не хочу страдать! Не хочу любить!

— ЛИ-И-ИН! — голос мамы внезапно раздался где-то глубоко в подсознании. — А ну-ка, дочь, выйди к нам!

Нет... Нет-нет-нет!

Голос прозвучал далеко не в подсознании. И, судя по рассерженному тону с улавливаемыми нотками стали, меня ждал капитальный разнос по всем фронтам. Со всеми вытекающими.

Мне крышка!

Если она все поймет, меня четвертуют уже к полуночи. Тут и дурак все разложит по полочкам, а мама у меня далеко не дура.

Она уже все поняла. Еще не увидев меня, сложила два и два.

Что же делать?

Сердце заходилось в груди пойманной в клетку птицей. Разум бил тревогу. Причем я же примерно представляла, чем все могло обернуться для нас!

А теперь бессмысленно было притворяться глухой. Бессмысленно прикидываться идиоткой.

Я приподнялась на нетвердые ноги. Несмело вышла в коридор и увидела всех троих. Мама носилась из угла в угол, находясь на последней стадии афига, в то время как Север стоял посреди коридора с обнаженным торсом и босыми ногами, и готовился к сбросу "атомной бомбы". Он держал Киселя (вцепившегося в него мертвой хваткой) и истекал кровью.

Какого черта? Откуда кровь у него на руке?

— Я все объясню, — распинался Север перед мамой, а та отмахивалась от него, не желая слышать. — К вам в дом собака пробралась. Огромная! Злая, прям как вы сейчас! Кошака вашего чуть не сожрала! Вот доказательство! — выставил он окровавленную ладонь и чересчур дерзко продолжил: — Мне бы перекись и бинт, пока я у вас тут в крови все не испачкал. Одолжите? Поможете же?

Ох, зря он маму с собакой сравнил... Сейчас она так поможет ему, что мало не покажется!

Но, судя по всему, Северу и впрямь пришлось с боем прогонять бродячую псину. Она укусила его за запястье. Кровь хлестала очень сильно.

Точно! Мы же дверь не заперли, когда нагрянул Север, а потом... а потом нам было уже не до этого...

Я оцепенела от вида крови, от тяжелой действительности и крайне напряженной ситуации.

А мама вместо того, чтобы идти за аптечкой, вырвала из рук Севера напуганного кота, смерила взглядом следы на груди, оставшихся от когтей (явно не моих), а потом с рыком указала ему на выход.

— Знаешь, что, герой! Шел бы ты отсюда, пока тебе еще и ноги не переломали! И кроссовки свои не забудь! — мама пнула его обувь к порогу, развернулась и гневно обратилась уже ко мне: — Чего стоишь как вкопанная? Вещи его неси оттуда, где раздевались! Бегом!

— Да все не так! Не было у нас ничего! Мне футболку псина разодрала, отвечаю! — Север не терял надежды пустить маме пыль в глаза.

Вернувшись в спальню, я сгребла со стола все вещи Севера и, прижав их к груди, посеменила в прихожую. Боясь посмотреть маме в глаза, протянула одежду с телефоном Довлатову, а тот досадливо поджал губы, мол, он сделал все, что было в его силах.

— Все не так, говоришь? — мама вновь ополчилась. — А это тогда что?

Она небрежно дернула за ворот халата, оголяя шею со следами поцелуев. А Север дернулся в мою сторону, намереваясь прикрыть меня за своей спиной. Однако мама оттолкнула его.

— Засосы у нее откуда появились, а? Ты че, мудила, совратил ее?

Мама дорогая! Я впервые услышала, как она выражается!

А это говорило лишь об одном — нам конец. Всему конец. Доверию. Взаимопониманию. Благосклонности.

— Мам, — буркнула я дрожащим голосом, стараясь вогнать слезы обратно в глаза. — Давай потом все обсудим. Наедине.

— Так я и жду, когда твой.... — осеклась она, гневно зыркнув на наспех обувающегося Севера. — Когда сосед наш отправится восвояси! Давай живей!

Мама буквально за шкирку выволокла Севера на крыльцо. Тот успел лишь выкрикнуть:

— Лин, не слушай ее только! На телефоне будь!

А потом она с грохотом захлопнула дверь. Двинулась на меня решительно и, замахнувшись, со всей дури влепила мне пощечину. Настолько оглушающую, что я на долю секунды потеряла сознание.