С оттенком помешательства

Лина буквально заставила себя повторно заявиться к Довлатову. Парень при виде помятой соседки порядком запаниковал. Очко сжималось от одной только мысли, что она все вспомнила. Не мог он спокойно смотреть ей в глаза после всего произошедшего между ними.

Совесть жрала. Да, и у него она имелась, как ни странно.

— Довлатов, а что вчера вообще было? Как я оказалась у себя дома? Ничего не помню, как будто амнезия, — робко пробормотала Лина и парня тотчас отпустило.

— Бухать тебе нельзя — вот что! — дерзко бросил и совершил глупость — посмотрел на ее губы. Припухшие. Искусанные им.

В нем проснулось дикое желание поцеловать эти губы. Вновь ощутить их вкус.

Сатана!

Север старался всячески блокировать свою память. Вычеркнуть десятки поцелуев, ее стоны, объятия. В отличие от Зориной, он все помнил в мельчайших подробностях. Они мешали ему жить. Из-за них его распирало и в штанах становилось тесновато.

"Если она сейчас же не свалит отсюда — я, бля, взорвусь, отвечаю!"

Единственным верным решением было как можно скорее спровадить соседку. Что он и сделал. В своей привычной манере:

— В следующий раз если приспичит потрепаться, приходи хотя бы трезвой. Мало удовольствия таскаться с тобой как с маленькой. Это я тебя отнес домой, как ты наверное уже поняла.

"Кошмар! Так вот почему весь день мне было стыдно! Гребаное шампанское!" — взвыла она про себя.

— Надеюсь, я не доставила тебе больших хлопот, — произнесла она дрожащим голоском, глядя на парня все тем же взглядом "Бэмби", от которого тот испытывал невероятный кайф.

"Доставила, только не большие хлопоты, а небольшое удовольствие. Его следы я как раз до твоего прихода в стирку закинул", — пронеслось в его опошленных мыслях.

— Нет. Но я понял, по какой причине ты вчера приперлась ко мне. Не без труда, но все же понял. Так и быть, больше я не стану доставать тебя против твоей воли. Членом своим клянусь. А теперь топай домой. У меня есть дела поважнее твоей амнезии.

Несмотря на сухой и малоинформативный разговор, пользу из него Зорина все же вынесла.

Север пообещал больше не нарушать ее личное пространство. А это именно то, чего она добивалась.

Но она и не догадывалась, что он всего лишь взял паузу...

Довлатов ждал сигнала от нее... Он знал — она уже принадлежала ему. Ей оставалось самой это осознать.

И именно ее невинность не давала ему покоя. Только ее...

Он точно спятил. Помешался капитально.

Глава 29. Темное время

Наши дни

Как и следовало ожидать, к обеду следующего дня пикантное видео с участием Лины и Севера разлетелось по молодежным чатам подобно вирусу.

Наверное все, кому не лень, видели ее топлес. Все, кому не лень, начали писать ей в личку. Кто-то с похабными предложениями, кто-то спрашивал сколько она берет за ночь, а кто-то ограничивался банальными "шлюха" и "потаскушка".

Шлюха и потаскушка — стали своеобразным клеймом, с которым ей придется существовать на этом свете. Именно существовать.

А вот Довлатова все без исключения величали "капитальным красавчиком" и никак иначе.

Надежде пришлось удалить все странички дочери из соцсетей, а также заблокировать ее номер телефона.

Сама она не могла с этим справиться. Ей невыносимо больно было даже дышать. Плакать уже было нечем. Размышления также причиняли ей вред.

Если ее и посещали какие-то мысли, все они кружились вокруг суицида.

Она не хотела жить. Больше не хотела. Не видела смысла.

Боль росла. Она уже была настолько огромной, что отзывалась эхом внутри нее. Она напоминала о себе при каждом вдохе. Потому Лина старалась дышать гораздо реже. Боль оставалась с ней во сне. Сроднилась с ней, и каждая последующая секунда была хуже предыдущей.

Отныне в ней работала только одна программа. И называлась она программой самоуничтожения.

— Родная моя, прошу тебя, поешь, — упрашивала родительница, присаживаясь на кровать рядом с неподвижным телом дочери.

Свернувшись калачиком, Лина смотрела на стену совершенно пустым взглядом. В этой девочке исчезла тяга к жизни, что не могло не пугать Надежду.

Молчание — было ее ответом на все последующие вопросы.

Она не разговаривала ни с кем. Со вчерашнего дня она не проронила ни словечка. Со вчерашнего дня она стала призраком.

— Ну как? Есть контакт? — тихо спросил Арсений Андреевич, заглянув в щель приоткрытой двери.

Женщина отрицательно помотала головой и смахнула слезы с ресниц.

Лина не помнила последние пятнадцать часов своей жизни. Не слышала голосов, будто находилась в вакууме. Она не понимала, что находится в доме Бергеров. Впрочем, ей было все равно, где медленно подыхать. Где убиваться по своей прежней жизни, по чувствам, что посмели осквернить. Главное, что в изоляции от внешнего мира.

Надежда погладила Лину по волосам. Склонившись над ней, оставила материнский поцелуй на лбу и вышла из комнаты.