Биографу М. В. Ломоносова А. А. Морозову, которому принадлежит одно из лучших жизнеописаний великого русского ученого, удалось воссоздать общую обстановку и многие примечательные детали, характерные для Славяно-греко-латинской академии[5]. Учение в ней, особенно для неимущих учеников, сопровождалось многими невзгодами. Бывало так, что скудное жалованье задерживали подолгу. А в 1732 году, например (это как раз последний год пребывания в училище Крашенинникова), его не выдавали вовсе и школяры «претерпевали глад и хлад». Учеников секли нещадно розгами и требовали от них не столько понимания, сколько зубрежки бесконечных текстов и правил. И все же в школе были учителя, которые старались привить своим питомцам любовь и уважение к книге. Вот, например, какие разумные советы давал ученикам один из таких учителей: «Лучше прочитать немногое со вниманием и пользою, чем многое бегло и бесполезно»; «…Начинай чтение не с середины, а с самого начала»; «Записывай, что вычитал достойного замечания».
Занимался юноша Крашенинников в училище успешно и был одним из первых учеников. Учение его закончилось год спустя после поступления в Спасские школы Ломоносова, и сблизиться, стать друзьями, им довелось много позже, в Петербургской Академии наук.
Детство и юность будущего путешественника совпали с большими историческими событиями. Реформы, проведенные в первой четверти XVIII века Петром I, способствовали развитию в России промышленности, торговли, мореплавания. Они имели важное значение и для русской науки и географического исследования страны.
Впоследствии, уже став профессором ботаники и натуральной истории Петербургской Академии наук, Степан Петрович Крашенинников в своей речи «О пользе наук и художеств», которую он произнес на публичном собрании Академии, отмечал большое развитие исследований Земли и успехи отечественного мореходства, связанные с петровскими преобразованиями: «…Ныне не токмо в столице, но и по отдаленным местам корабли строим… с добрым успехом ходим не токмо по ближайшим морям для охранения отечества, но и по самому окиану, не тающими льдами покрытому, изыскивая неведомые и край света лежащие земли для единого своего прославления»[6].
Эти слова напоминают о Камчатских экспедициях, в особенности о второй из них, с участием в которой связано главное дело жизни Крашенинникова. Конечно, и в XVII столетии, и в более давние времена русские поморы предпринимали смелые походы по «Ледовитому морю-океану», но экспедиций, подобных Второй Камчатской, прежние века не знали.
Начальной датой для истории Камчатских экспедиций может быть принят 1724 год, тот самый, в котором тринадцатилетний Крашенинников поступил учиться в московскую Иконоспасскую школу. Этот год памятен в истории отечественной науки основанием Петербургской Академии наук. К снаряжению задуманной Петром I Первой Камчатской экспедиции было приступлено в конце года. Указ о ней был составлен в декабре, а в январе 1725 года, незадолго до смерти, Петр I написал для нее лаконичную инструкцию, которая начиналась так: «I. Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте зделать один или два бота с палубами…» В двух последующих пунктах предписывалось плыть на выстроенных ботах «возле земли, которая идет на норд» (то есть на север. —
Как полагает большинство историков, географическая задача экспедиции состояла в том, чтобы выяснить, соединяется ли на севере Азия с Америкой, а вместе с тем и разведать возможные торговые пути на востоке страны. Начальником экспедиции был назначен капитан I ранга В. Беринг — сорокачетырехлетний моряк, родом из Дании, к тому времени уже двадцать лет состоявший на русской службе. Его помощниками стали двадцатидвухлетний лейтенант А. И. Чириков, впоследствии знаменитый мореплаватель, и лейтенант М. П. Шпанберг.