С паном Беганеком по Эфиопии

Нас, поляков, трагедия этой страны особенно потрясла. В то время мы сами уже находились под угрозой вторжения гитлеровских войск. С волнением изучали мы карту Эфиопии, повторяя экзотические имена ее полководцев, горячо сочувствовали босым, плохо вооруженным солдатам, погибавшим под бомбами и под гусеницами танков. Но европейские государства не пожелали восстанавливать против себя Муссолини и его союзника Гитлера. Они признали захват Эфиопии Италией.

Не прошло и трех лет, как гитлеровцы напали на Польшу, а затем в короткий срок захватили половину Европы.

Летом 1941 года я находился в Германии, в гитлеровском лагере для военнопленных. Это был один из самых тяжелых моментов войны, когда многие из нас с трудом верили в то, что мы сможем когда-нибудь вернуться в свою освобожденную страну. Тогда-то и дошла до нас весть, что из Эфиопии изгнаны фашистские оккупанты. Как мы радовались! Это вселило в нас уверенность в скором возвращении на родину.

Увлекшись воспоминаниями, мы не заметили, что самолет давно летит над Эфиопским нагорьем. Нас вернул к действительности возглас Павла:

— Ребята, глядите: горы!

Мы бросились к окнам. Пейзаж действительно волшебно изменился. Нигде уже не было видно даже полоски песков. Всюду, куда ни кинешь взгляд, громоздились горы. Высокие и низкие. Крутые и отлогие. Поросшие лесом и обнаженные. Зеленые, коричневые, сине-черные. Эфиопское нагорье протянулось до самой Аддис-Абебы.

Столица Эфиопии встретила нас проливным дождем. Вы не представляете себе, дорогие читатели, каким счастьем кажется такой дождь после того, как три месяца жаришься на раскаленной египетско-суданской сковороде! Минут десять стояли мы на аэродроме и, не заботясь об одежде и багаже, наслаждались видом затянутого тучами неба, шумом ливня и потоками стекавшей по лицу холодной воды. Однако десяти минут нам показалось вполне достаточно. Мокрые с головы до ног, окоченевшие, стуча зубами, мы поспешили к таможне.

Эфиопские таможенники отличались от суданских тем, что на их лицах, со значительно более светлым цветом кожи, красовались небольшие черные бородки. Бедняги мерзли так же, как и мы, были мрачны и неразговорчивы. Кроме таможенников, которые бесконечно долго вели досмотр, и небольшой кучки приезжих, в маленьком помещении аэровокзала не было ни души.

Когда процедура досмотра закончилась, мы снова очутились под дождем и кое-как добрались до такси. Тем временем сделалось совсем темно, и по пути в гостиницу нам не удалось ничего рассмотреть. Вокруг только дождь и тьма, тьма и дождь.

В гостинице же, обставленной по-европейски, было светло и тепло. Мы сразу попросили подать нам в номер горячий чай и принялись стаскивать с себя мокрую одежду. Чай принес официант-итальянец. После недавних разговоров в самолете мы были несколько смущены, но официант улыбался так доброжелательно, что заподозрить его в каких-либо дурных побуждениях не было никакой возможности.

Между тем тропический ливень бушевал вовсю. Дождь со страшным грохотом бил в стекла. А тут еще пан Беганек надумал щегольнуть своими книжными познаниями относительно климата этой страны.

— Типичный эфиопский дождь, — сказал он с таким видом, будто всю жизнь прожил здесь. — Так лить будет каждый день до конца сентября.

— Именно до конца сентября! — возмутился Павел, стаскивая через голову мокрую рубашку. — Любопытно, каким образом вы это узнали? А я и не предполагал, что вы синоптик!

— Я не синоптик, уважаемый пан директор. Просто я прочитал несколько книг об Эфиопии. В этой стране бывает два сезона дождей — малый и большой. С апреля до конца мая дождь идет только раз в неделю. Зато с мая до конца сентября — ежедневно. Период больших дождей по-эфиопски называется «тыллык зенаб», что значит «большой дождь». Поскольку сейчас середина августа…

— А идите вы со своим «тыллык зенаб», — взорвался Бвана Кубва, со злостью оторвав пуговицу на рубашке. — Не могли сказать перед отъездом!

Референт скромно улыбнулся:

— Я полагал, что вы знаете. Впрочем, меня никто не спрашивал.

Между тем дождь барабанил по стеклам все сильнее. Я подошел к окну и, распахнув его настежь, стал вглядываться во мрак.

— Льет, как во времена библейского потопа.

— Чему удивляться? — простонал Павел, ползая на четвереньках в поисках укатившейся пуговицы. — Ведь Эфиопию основал Эфиопис — внук Ноя. Спросите у Беганека.

— Правнук, уважаемый пан директор.

— Пан Беганек, — вставил я поспешно, чтобы предотвратить ссору, — неужели Эфиопия не может уступить хотя бы половину своих осадков Египту и Судану? Там бы вода очень пригодилась. Правда?

Вместо ответа пан Беганек расхохотался.

— Чему вы смеетесь — сердито спросил я.

— Как чему? — пан Беганек захохотал еще громче. — В том-то и дело, что Эфиопия отдает половину своей дождевой воды Судану и Египту. Она делает это с помощью Голубого Нила. Хи-хи-хи! Были в Асуане и не знаете таких вещей. Хи-хи-хи!

Я с бешенством захлопнул окно.