С первого взгляда

Мужские шаги все ближе и ближе. Вот уже спиной ощущаю на себе тяжелый любимый взгляд и чувствую ладони на своей талии.

— Иди сюда.

— Пусти меня, — вырываюсь, но меня разворачивают к себе лицом и только сильней притягивают, блокируя всякую возможность двинуться с места, сжимая запястья за спиной. — Пусти.

— Не рычи. У меня это все равно лучше получается.

— Ты чересчур самоуверен.

— Да в свете последних событий уже нет. Что это за бодряки ты мне второй день подряд устраиваешь? Что значит в положении, в каком положении, Алия?

— В интересном! — обиженно дую губы, чем вызываю тихий смех Артема и легкий поцелуй в лоб.

— И что это за положение такое? Я ревную, называется?

— Я беременна, Стельмах, называется.

Пауза.

— Что?!

Прикусила свой острый язычок, да не вовремя. Верней слишком поздно.

— Что ты сейчас сказала? Ты что? — брови на красивом мужском лице поползли вверх. Резко и даже слегка нервно Артем отодвигает меня от себя и задирает пижамную майку. Да нормально так задирает, чуть ли не срывая с меня тонкий шелк.

— Ты сейчас что делаешь? Пытаешься своим зрением “просканировать” что ли? — прикусываю губу, чтобы не сболтнуть чего лишнего еще. Потому что, ох, не так я себе представляла этот разговор! Но, может, и хорошо, что выпалила неосознанно, времени путаться и набираться смелости нет. А то так и тянула бы кота за одно место.

— Ты беременна? — переспрашивает Стельмах.

Язвительное замечание так и рвется наружу, пока не ощущаю, как мужская ладонь ложится на плоский животик. Мышцы напрягаются от холодных прикосновений, и из груди вырывается рваный выдох, заставляя прикусить губу. По рукам бегут мурашки от его таких нежных и аккуратных поглаживаний, а сердце замирает, когда поднимаю взгляд и вижу его глаза. Столько тепла и света в его взгляде не было еще никогда. Его радость словно окутывает, обволакивает в невидимый кокон и успокаивает, заталкивая все переживания далеко, в самую глубь сознания. Он смотрит так внимательно, словно гипнотизирует взглядом нашего малыша, который и ребенком-то еще не стал где-то там внутри.

— У нас правда будет еще малыш? — смотрит наконец-то на меня щенячьими глазами и улыбается, ну, как мальчишка прямо. — Еще одна Майя? — океан нежности, буря любви и ураган счастья.

— Ну, Майю не обещаю, — тихонько смеюсь, — но малыш будет… — глаза на мокром месте от подступающих слез облегчения. Принял, не отвернулся, не испугался. Со мной.

— Давно?… — сгребают меня в охапку сильные руки, прижимая к себе, — как давно ты знаешь? — на лице счастливая улыбка, которая разливается, как успокоительное, по венам.

— Узнала неделю как, а срок… — стремительно бледнею, потом краснею и вообще смущаюсь не по-детски, отводя взгляд. — В общем, с отеля… срок чуть больше двух месяцев.

— Малышка моя, — прижимаются горячие губы к виску, вдыхая и сжимая сильно, растворяя меня в себе. — Люблю тебя. И обещаю, я все решу, правда. Не будет столько работы. Буду рядом!

— Подожди, — выпутываюсь из объятий и иду на поиски того самого снимка, который все дни то и дело рассматривала с глуповатой улыбкой на губах. — Вот.

— Что это?

— УЗИ. Я его с собой уже неделю в сумке ношу, все не могла выбрать момент и признаться…

— Иди сюда, моя.

Я теряюсь в этом моменте, пропадаю в приятных ощущениях защищенности и безграничной любви. И только сейчас, когда мой Стельмах тихонько шепчет мне всякие глупости на ушко, я понимаю, что ведь ни разу не сказала ему, что люблю. Верней, признания-то были, но в пылу ссоры и косвенно и в прошлом времени, а вот так, чтобы искренне, глядя в глаза — нет.

— Артем, — обхватываю ладошками колючие щеки и привстаю на цыпочках, едва касаясь губ. — Прости меня, я вчера повела себя очень-очень глупо.

— Лия, кстати об этом. Я объясняю тебе один раз, — опять этот поучительный тон. — Ты слушаешь и запоминаешь.

— Снова ты со мной, как с маленькой!

— Первое, — просто напрочь проигнорировал. — У меня нет и больше никогда ничего не будет ни с Жанной, ни с какой другой, ясно? У меня есть ты. Я люблю тебя, и точка.

— Пусти, — дергаюсь, но надо признать, вяленько так, потому что млею от очередного признания и от того, как уверенно мне это говорят. Словно ребенку объясняют, что два плюс два будет четыре.

— Второе. На ревность меня выводить не советую. Я хоть и не ревнивец, но чувствую, рядом с тобой любого убью. Ты же не хочешь мне передачки на зону носить?

— Дурак.

— И третье. Я увожу тебя в Америку, — и глазом не моргнул, не спросил, а поставил перед фактом.

— Что? А у меня ты спросить не хочешь?

— Не хочу. Не теперь.

И только сейчас меня отпускает, как ни в чем не бывало скидывает пальто и проходит на кухню.

— Я никуда не поеду.

— Поедешь, — непробиваемое спокойствие на лице Стельмаха и даже легкая улыбка, как возможность показать мне, кто в доме хозяин.

— Нет! Не повезешь же ты меня насильно!

— Ты так думаешь? — ухмыляется наглая мордаха.