Вроде бы она моя родственница — младшая сестра жены. Зимой мы не встречаемся, потому что, слава богу, живем отдельно. Но летом вывозим Ленку на дачу к бабушке. Вот туда-то по выходным и наезжает Раиска — высокая, плотная, молодая, с белым ясным лицом, слегка усложненным косметикой и высшим филологическим образованием, и, конечно, с транзистором, зонтиком и в черных очках. И Ленка — маленькая, лохматая, образование один класс, с глазами, от которых никуда не денешься и которым никогда не соврешь.
О Раиске я знаю немного — она работает в библиотеке и может сразу съесть литровую банку консервированного компота. Но я ее чувствую, а это не хуже знания. Если бы не Ленка, то мне ее ни знать, ни чувствовать не надо.
В природе есть некоторые вещи, которые я никогда не буду понимать. Например, бесконечность вселенной, размер какого-нибудь нейтрино, скорость света…
Вот так и отношение моего ребенка к Раиске. Только увидит ее, заулыбается, запрыгает, запоет: «Раечка приехала...» Новой игрушке так не радовалась, мать так не встречала, и я не знаю, ну просто не знаю, в чем здесь дело.
Мы вывезли Ленку на дачу, и перед первым же выходным жена мне сказала:
— Начинается лето, и я прошу тебя ребенка не травмировать. Если ты Раиску не любишь, то это не обязательно показывать ребенку. Она же вырастет двуличной! Старайся сделать так, чтобы ребенок сам понял, что плохое, а что хорошее. Старайся заинтересовать Ленку.
Я вздохнул, потому что ее устами глаголела истина. Я видел Ленкино лицо, когда она заявляла, что хочет быть со мной, а ей хотелось быть с Раиской. В жизни мне пришлось много повидать фарисейских лиц, но детское личико, тронутое фальшью, сразу стало недетским.
В субботу я достал интересную книжку про жизнь индейцев, и мы поехали на дачу.
Раиски еще не было. Ленка запрыгала вокруг нас, как козлик. Мы сходили в луга, нарвали полевых тюльпанов, понаблюдали за скворцами и хотели было плести венок, но здесь томно скрипнула калитка.
В огромных зеленых очках, в изумрудном брючном костюме, с салатным зонтиком от солнца, элегантной лягушкой вплыла Раиска.
— Привет, — сказала она, а я полез за книжкой про индейцев.
Ленка схватила книжку и быстро ее залистала.
— Папа, можно я схожу к Раечке? — отложила она индейцев.
— Сходи, поговори немного, — педагогично согласился я.
Раиска уже легла в гамак — в леса и луга она никогда не ходила. На все лоно запел ее транзистор, и сразу притихли ненасытные скворчата. Да и я попритих. Раиска что-то там листала, и на лужайку посыпался Ленкин смех, словно прошлись легкой палочкой по весенним сосулькам.
— Папа, иди сюда! — крикнула она.
Из педагогических соображений я подошел. Ленка протянула мне какой-то иностранный женский журнал, не то «Страшилина», не то «Уродина», где на первой странице изображалось, видимо, женское лицо, мертвенно-белое, будто его только что выбелили известкой, с черными жутковатыми глазами-глазницами.
— Господи! — по-старушечьи сказал я.
— У этой тети сделана питательная маска на ночь, — объяснила мне Ленка.
— Пойдем читать книжку про индейцев, — предложил я.
— Еще хочу поговорить с Раечкой, — плаксиво захныкала она.
Я ушел, и больше Ленка в эти дни ни ко мне, ни к матери не подходила, будто нас и не было. Мы видели ее только за едой — она торопливо глотала суп и косила глаза на гамак, где Раиска пила из банки компот.
Я ходил вокруг дачи, поскрипывая песком и зубами.
— Что ж, — объяснила жена, — значит, ты не сумел заинтриговать ребенка.
На следующей неделе, раз уж Ленка так любит картинки, я купил прекрасный альбом репродукций картин Эрмитажа.
Раиска была уже на даче, а Ленка, само собой, сидела возле нее. Я был спокоен, потому что со мной были репродукции. Ленка поздоровалась, чмокнула меня в щеку и убежала. Я разобрал рюкзак, достал альбом и позвал Ленку. Потом позвал еще — и так до шести раз. На седьмом Раиска сказала:
— Иди, тебя предок зовет.
Альбом Ленка взяла с интересом, глазки округлились и увеличились, а руки жадно открыли первую страницу. Посмотрев две репродукции, она спросила:
— Пап, можно покажу Раечке?
Из педагогических соображений я согласился и через три минуты услышал их развеселый смех: густой, от компота, Раискин и сыплющийся — Ленкин. Я удивился, потому что в Эрмитаже ни разу не хохотал, и прислушался.
— Смотри, у этой богини кривые ноги, — объяснял глуховатый Раискин голос под Ленкин смех. — А ну- ка, прочтем, как называется эта толстая тетка! Так, ее звать «Вакх».
Тут уж и я рассмеялся и ходил вокруг дачи, и опять скрипел под ногами песок.
— Попробуй что-нибудь музыкальное, — посоветовала жена.
Следующую неделю я побегал по знакомым н все- таки достал интересную музыкальную сказку «Саша, Маша и книжки». В субботу кроме рюкзака меня обременял проигрыватель.
С Раиской мы столкнулись у калитки. Ее обременяла сетка с четырьмя литровыми банками компота. Слава богу, не везла своих журналов.