Но подождите, при всем уважении к Дженнифер Иган, как все-таки насчет экспериментальной литературы? Например, авангардной прозы? Кажется, эта литература не связана законами о причинах и следствиях или какими-нибудь другими, раз уж на то пошло. На самом деле говорят, что ее
Несколько лет назад Родди Дойл – широко известный как лучший современный ирландский романист – шокировал прославлявшую Джеймса Джойса публику, собравшуюся в Нью-Йорке, сказав: «У хорошего редактора из „Улисса“ получилось бы что-нибудь толковое». Воодушевившись этой темой, он продолжил: «Вы знаете, люди часто называют „Улисса“ одной из десяти лучших книг из когда-либо написанных, однако я сомневаюсь, что роман им когда-нибудь по-настоящему нравился»{117}
.«Улисса» читают отчасти из-за того, что это сложно и что дочитать до конца – значит показать свой интеллект (если не выносливость). Но вне зависимости от ума мало кто действительно наслаждается этой книгой. Весь ужас в том, что даже упоминание о таких книгах может серьезно навредить. Как отмечает Джонатан Франзен, книги вроде «Улисса» «говорят среднестатистическому читателю: современную литературу ужасно сложно читать. А начинающему писателю они говорят: невероятная сложность поможет завоевать уважение»{118}
. Вот в чем проблема.Существует школа писательского мастерства, которая гласит, что именно читатель должен «ухватить суть», а не писатель – суть эту передать. Многие экспериментальные писатели замечательно освоили этот метод. Согласно этой школе, когда мы, читатели, не «схватываем суть», это не их ошибка, а наша. Такие убеждения поощряют подсознательное презрение к читателю и дают писателям полную свободу самовыражения. А также эта мысль предполагает заинтересованность читателя и его искреннюю преданность с самого первого предложения, как будто он обязан с трудом глотать каждое слово.
Проблема в том, что чтение книг, освобожденных от так называемых плебейских причинно-следственных связей в построении сюжета, описании героев и даже их шапочных знакомых, быстро превращается в тяжкий труд. Но в отличие от того, что мы делаем охотно (ежедневные походы в офис, пропалывание грядок, воспитание только что купленного очаровательного щенка), в данном случае сложно сказать, что мы получим, добравшись до конца. Если, конечно, не читать скучные книги исключительно для того, чтобы прочувствовать на своей шкуре, каково это, когда тебе по-настоящему скучно (но тогда это мешает достижению нашей главной цели). Я часто слышу похожие истории от студентов. Например, одна студентка только что получила степень магистра изящных искусств в престижном университете и призналась мне, что ей приходилось читать книги, которые чуть ли не доводили ее до слез, – настолько скучными они были. Возможно, автор этого не хотел.
Но тут нужно копнуть глубже и задать более интересный вопрос. Учитывая, что история – это форма общения, на которую мы склонны отзываться, чем же тогда являются подобные книги? Представляют ли они собой истории? В большинстве случаев ответ будет безоговорочно отрицательный. Это не значит, что определенные читатели не могут чему-нибудь у них научиться – в конце концов, мы учимся по учебникам, математическим уравнениям и трактатам. И это тоже может приносить определенное удовольствие. Но подобное удовольствие происходит не от чтения увлекательной истории, а от решения сложной задачи, хотя и оно может по-настоящему опьянять. Вы чувствуете себя умными, как будто разгадали сложный кроссворд. В этом нет ничего странного.
Возможно, все дело в убеждении, что если вы историей наслаждаетесь, то это автоматически означает, что история рассчитана на массового читателя и вы не слишком умны. Ирония в том, что удовольствие, которое мы получаем от хороших историй, доказывает, как они важны для нашего выживания. Еда кажется нам вкусной, чтобы мы ее съели, и точно так же удовольствие, которое мы получаем от историй, заставляет нас обратить на них внимание.