С Петром в пути

Переправившись с божьей помощью на другой берег, пошагали далее. В пути настиг их гонец от Шереметева с очередным доношением: «высокоблагородный г-н контр-адмирал... Фома Кантакузин сюды своею персоною прибыл... токмо я пространной с оным конференции не имел, ибо оный желает вашу, царского величества персону видеть... И другой с ним прибыл. Георгий Кастриот, которой имеет инструкцию от господаря (Брынковяну), токмо оной ещё с нами в пространной конференции не был, а частию видим, якобы один от другого опасаетца. Сего числа приехал волох из Бендер и объявлял, что под Вендором турки сделали мост и якобы 6 тысяч намерены переправитца на ту сторону Днестра и итти под Сороку».

— Пущай себе идут, они нас тут не застанут. А вы будете в Яссах, — усмехнулся Пётр. — Один переход остался.

Богомольная столица княжества встретила их колокольным звоном, пушечной пальбою, хлебом-солью, радушием жителей и гостеприимством. Но было не до пышных торжеств, при всей ревностности к ним поспешно двинулись дальше вдоль правого берега Прута, изрядно оголённого налётом саранчи. Шли, шли, надеясь упредить турецкое войско, не дать ему переправиться. Да и опоздали и сами попали в ловушку.

Заперли турки и татары русское войско в теснине меж рекой и горами. И ни взад, ни вперёд. Вражье войско впятеро больше. Оборонились обозом, отбивались с дерзостью отчаяния.

Трижды собирался военный совет. Постановлено было идти на прорыв. Артиллерию тягостную, такую, которая ненадёжна, разорвав, бросить в воду. За скудостью пуль сечь железо на дробь. Генералам иметь по одной коляске, а прочим никому не иметь.

А у кого есть жёны, верхом б ехали, а лишнее всё оставить. Лошадей артиллерийских добрых взять с собою, а худых, не токмо артиллерийских, но и всех, побить и мясо наварить, и сие как возможно наискорее учинить...

Никогда ещё царь и его воинство не были в столь отчаянном положении. Прорываться значило обречь людей на гибель. Нужен выход, притом менее рискованный. Попытаться вызвать везира на переговоры. Слышно, янычары тоже ропщут: завёл-де нас великий везир в глухомань, на голод и верную погибель. А они, янычары, неуправляемы: как заколотят в свои котлы, так сдавайся им на милость, принимай их условия.

Пётр был мрачен. Надобен искусный переговорщик. Искуснейший. Таков был Шафиров.

   — Един выход: послать тебя переговорщиком, — уныло протянул он. — Пойдёшь? Авось выговоришь. Вот тебе наказ.

На бумажном листке было крупно выведено: «СТАВЬ НА ВСЁ, КРОМЕ ШКЛАФСТВА!» (рабства. — Р. Г.).

   — Великий изворот надобен, един ты на него способен. С общего согласия выработаны пункты, ты о них сведом. 1. Туркам все города завоёванные отдать... 2. Буде же о шведах станет говорить, чтоб отдать всё завоёванное, и в том говорить отданием... отдать Псков, буде же того мало, то отдать в иные провинции...

   — Мыслимо ли? — поразился Шафиров.

   — Всё лучше шклафства, — отвечал Пётр с тою же скорбной миной. — Ступай же под простынёю, аки парламентёр.

Назначен был штат, назначены были скороходы для пересылок, и Шафиров отправился в турецкое логово.

Начался великий торг. Шафиров пугал: вы-де не знаете нашей силы и отчаянности, мы вас всех в муку перемелем, как перемололи шведов с хвалёным Карлом.

Пугал и покупал: выпусти ты нас с миром, мы вас озолотим. Слышите: в нашем стану музыка играет, барабаны бьют. То мы своё одоление над неприятелем празднуем.

Великий везир Балтаджи Мехмед-паша цокнул языком. Переговоры шли в визирском шатре, и Шафирову со спутниками предложили на время покинуть его.

Турки стали совещаться. Первым взял слово Осман-паша, главный советник везира.

   — Мы тут положили девять тысяч правоверных, гяуры бьются как львы. Ежели мы выторгуем у них захваченные ими земли и кое-что ещё в придачу, над нами будет милость султана. К тому ж мы сохраним тысячи жизней. Я предлагаю мир.

С ними согласились доверенный секретарь везира Омер-эфенди и янычарский ага Юсуф-паша. Возражал в решительных выражениях доверенный короля Карла граф Иосиф Понятовский, окрещённый для простоты тоже Юсуф-пашой.

   — Тебе легко говорить, почтеннейший, а нам каждый день войны стоит многих жизней.

   — Король шведов будет жаловаться султану. Вы упускаете победу, — горячился Понятовский.

   — Выгодный мир лучше плохой победы, — возразил Осман-паша. И все закивали головами.

   — Но это не значит, что мы не станем добиваться своей выгоды, — заключил великий везир.

Меж тем Пётр продолжал наставлять Шафирова:

«Мой господин. Я из присланного... выразумел, что турки, хотя и склонны, но медлинны являются к миру. Того ради всё чини по своему разумению, как тебя Бог наставит, и ежели подлинно будут говорить о миру, то ставь с ними на всё, чего похотят, кроме шклафства. И дай нам знать, конечно, сего дни, дабы свой десператной путь могли с помощью Божией начать...»

Шафиров продолжал торговаться и совсем соблазнил и запутал турок. Они пятились и пятились. Напрасно Понятовский выходил из себя, говоря, что русские в ловушке, что такую победу грех упустить.