С подлинным верно<br />(Сатирические и юмористические рассказы)

— Вам виднее. Желаю всего лучшего. Но, между прочим, мне, например, подговорить ребят, когда вы будете вечером выходить из магазина, ничего не стоит… Ребята бойкие, и ножичек у них найдется. Всего вам хорошего.

Еще раз поклонившись, Иван Илларионович прошел в переднюю и долго приплясывал там, надевая новые блестящие калоши.

А Вера Игнатьевна легла ничком на постель и проплакала часа полтора кряду — пока в комнату не вошла соседка Анна Митрофановна, женщина опытная в житейских делах. Узнав, отчего кассирша печалится, Анна Митрофановна порекомендовала ей обратиться в местком Райпищеторга. «Только и всего!» — заключила опытная соседка.

Ивана Илларионовича уволили через десять дней после того, как кассирша побывала в месткоме. Влюбленный завмаг исчез сразу и окончательно.

…Следующая встреча кассирши с бывшим завмагом произошла через два года. Вера Игнатьевна работала в большом ночном магазине. В ночь под выходной, часа в три, когда очередь чающих пополнить запасы для пирушек и вечеринок галдела перед кассой и ревниво следила за тем, чтобы никто не занимал кассиршу более, чем на тридцать секунд, Вера Игнатьевна, вручая очередной чек кому-то, чьего лица она отчетливо и не видела, услышала вдруг:

— Не признаете, Вера Игнатьевна?

Кассирша вгляделась: перед ней стоял бывший ее поклонник и начальник — Иван Илларионович Шапрыкин. Она слабо ахнула. А бывший завмаг, сдерживая могучими плечами напор всей очереди, успел прохрипеть ей:

— Дело прошлое, Вера Игнатьевна, я теперь человек женатый, и я на вас зла не помню. Но только проморгали вы счастливую и сытую жизнь. Большое чувство я к вам питал… Светлое чувство, так сказать, чистую любовь… Э-эх! Не вышло!..

Укрощение строптивой

— Главное, все произошло через мою вспыльчивость. Уж я — такая вспыльчивая, такая вспыльчивая… Мой покойный муж, бывало, гак говорил: «Когда ты, Варюша, осерчаешь, то об тебя можно свободно прикуривать — столько в тебе огня!» И это правда: уж если я себе что-нибудь вообразила, то — все. Конец. Я тогда могу что угодно сделать, куда угодно пойти, кому угодно что угодно сказать. После, правда, сама же буду жалеть первая, но в тот момент — готова убить, дом взорвать, кинуться с обрыва — что хотите… И как это я вышла благополучно в тот раз, сама не понимаю. Нет, меня все-таки бог спас плюс, конечно, Володя Бравчук.

Вы знаете Володю Бравчука? Нет?.. Странно!.. Такой выдающийся артист, великолепный укротитель, объездил со своими тиграми весь Советский Союз… Ну не важно. Слушайте, как это все вышло…

Я вообще сперва очень артистов любила. И поскольку я после смерти моего мужа сдаю иногда комнату и в квартире у меня такая чистота, такая аккуратность, что в редкой больнице вы встретите, то меня всегда уговаривают, чтобы я пустила артистов— из театра, из цирка, из летней эстрады, и даже раз у меня останавливался учитель западных танцев, некто Полосяцкий Альфред Спиридонович. Вот из-за него я полностью переменила свою симпатию к артистам… Ну как же: он когда съезжал от меня, то увез два мохнатых полотенца, плюс наволочку с дивной мережкой, плюс две диванных подушечки болгарским крестом. На одной, как сейчас помню, было вышито две кошечки, а на другой — красивый такой олень с тремя рогами…

И вот я из-за этого Альфреда вбила себе в голову, что все артисты такие. Нет, конечно, я иногда пускала к себе какую-нибудь там певицу жанровых песен или жонглера со всей его сумасшедшей посудой. Но перед тем, как им уехать, всегда проверяла: что они выносят в своих чемоданах… А тут уговорил меня администратор цирка пустить этого Володю Бравчука. Скромный такой молодой человек. Но я ему все равно не верила: тот Альфред, который меня оставил совершенно без мохнатых полотенцев, тоже был из себя очень скромный и вежливый.

Но только раз иду я с базара и встречаю старую свою знакомую Клеопатру Михайловну, которую я знаю бог знает сколько лет, так что по сей день называю ее исключительно Клёпочкой (а у нее, надо вам сказать, тогда тоже был жилец — цирковой артист). И я ее возьми и спроси:

— Ну как ваш жилец, Клёпочка? Дома на голове не ходит?

Она отвечает:

— Да нет… он вообще сегодня ночным поездом уезжает. Уже и вещи свои перетаскал в цирк, расплатился полностью…

Как она это сказала, так меня будто кто толкнул под ложечку. Я себе подумала: «Приехал-то он вместе с моим Бравчуком; значит, и мой, может, уже унес всё в цирк, а я стою здесь как дура… Может, он уже украл у меня чайные ложечки, или моего бронзового мопса, или из носильного что-нибудь!»

И я, не попрощавшись с Клёпой, кидаюсь домой. Нет, по виду все вещи на местах. Но мало ли чего можно украсть так, что с первого взгляда даже не заметишь?.. Я смотрю под кровать, где лежал его чемодан, — чемодана там нет. То есть, впоследствии выяснилось, что чемодан преспокойно лежал себе под кроватью, когда я смотрела… Но мне в ту минуту показалось, что чемодан уже уехал в цирк, весь набитый моими вещами…