С полемическим задором (СИ)

А когда ставки возрастают, платят умные, талантливые и всеми ненавидимые. Мастер короткого рассказа и драматург-новатор Антон Павлович Чехов был погублен обстоятельствами в сорок с небольшим и продолжил тот мартиролог русских писателей, который приводит А.И. Герцен в работе «Развитие революционных идей в России». Поэтому, когда берешь в руки том Чехова, или В. Высоцкого, или Венедикта Ерофеева, или кого-то еще из безвременно погубленных (ведь тенденции-то усугубились), то вчуже обидно и больно за этих прекрасных людей, с которыми так круто обошлись. Короткая фраза и «короткое дыхание» прозы Чехова действуют на меня столь болезненно, что я даже избегаю углубляться в чтение (прежде это удавалось). Создав целую галерею запоминающихся персонажей, этот великий человек, как чуть позже Лев Толстой, незадолго до смерти, совершил мужественный и отчаянный шаг – ушел в народ от того бесстыдства, которое вынужден был наблюдать. Большинство людей наше цивилизованное общество дробит, как дресву, но когда в этой камнедробилке недробимое – алмаз, базальт, - на таких устраивают целую облаву с гоньбой. Поездка Чехова на Сахалин была, скорее всего, попыткой понять и помочь (как и поступал во всю свою жизнь): каторжник от литературы поехал на край света к каторжникам по людскому суду. Да разрешите же несчастному взглянуть на несчастных – что вы его заездили: давай-давай свои рассказики, давай пьесы, смеши нас, скоморох! За что мы тебе деньги платим?

Кто из людей не протестует, когда сталкивается с утилитарным к себе отношением? Достоевский отвернулся к стене, Толстой ушел из дому, Ерофеев спился, а Чехов, человек деликатный и не бунтарь, проехав необозримым пространством России, совершил подвиг, надломивший его физические силы. Перо и кирка, шах и мат стерегут нашу многострадальную прозу. Уж не от слова ли «бранить» происходит «избранник»?

Это последнее к тому, что у Чехова все же уместно в горячих школьных условиях читать именно «избранное». Хороший том избранных произведений вышел в издательстве «Школа-пресс», составленный, если не ошибаюсь, Владимиром Коробовым. Но самый удачный том «избранного» вышел в Ярославле в 1947 году. В него вошли хрестоматийные рассказы и пьеса «Вишневый сад» Тому предпослана любопытная статья З. Паперного, а в конце даны основные вехи жизни и творчества Чехова. Иллюстрации (черно-белые) Кукрыниксов, Пластова и других художников очень хороши.

(статья опубликована в газете «Литература», приложение к газете «Первое сентября», № 26 за 1998 год. Выражаю благодарность критику и литературоведу Геннадию Григорьевичу Красухину: цикл статей в его газете – самое большое до сего дня мое достижение, самое длительное сотрудничество с каким-либо изданием).

----------------------------

ДРУГ ЕСТЕСТВА

Есть разновидность писателей, которые, кажется, любимы всеми категориями читателей – от школьников до пенсионеров. Это писатели-натуралисты. Может быть, секрет в том, что они пишут – и пишут всегда с любовью – о том, что и все мы любим: о природе. В самом деле, небо, поле, река, лес – очень простые вещи, которые лучше любого о себе представления – музыкального, литературного, кинематографического… Природа первична и мудра, и это понятно не только деревенским жителям, но и горожанам, которые от рождения до смерти живут в тенетах ц и в и л и з а ц и и, в четырех стенах, среди стандартов и удобств. Жизнь б е з людей, но с дятлами, дельфинами, обезьянами, бабочками кажется нам более полной, натуральной, основательной. Отношения между людьми подчас тяжелы и мучительны, отношения же в природе всегда просты и ясны, даже если жестоки.

И, судя по тому, как разворачивается экологическое движение, судя по тому, сколько появляется собачников, кошатников, любителей всякой пернатой и пресмыкающейся фауны даже в тесно застроенных городах, можно с уверенностью сказать, что горожанин тоскует по природе, по нормальным природосообразным отношениям, по своим корням, особенно те из горожан, которые родились и провели детство в деревне (вполне допускаю, что коренные москвичи и петербуржцы в пятом поколении нормальную-то природу уже и не воспринимают иначе как декорацию).

В русской литературе собственно писателей-натуралистов, а особенно известных, было не так уж и много: Арсеньев с его великолепным «Дерсу Узала» и дальневосточной тайгой; Виталий Бианки с «Лесной газетой» да несколько профессиональных литераторов, путешественников и этнографов: Пришвин, Миклухо-Маклай, К. Бадигин. Люди, разрабатывающие «уральскую» и «сибирскую» темы – Бажов, Шишков, Мельников-Печерский, Мамин-Сибиряк, - решали как-то больше общехудожественные задачи, хотя увлекательные рассказы о животных и о природе у них тоже есть.