С праздником! 8 Марта. Рассказы о любви

Потом подлил вина и наклонился ко мне поближе, осторожно поглядывая в сторону кухни.

– Хотя ты знаешь, – он прошептал, – иногда так хочется куда-нибудь отсюда сдёрнуть!

И подмигнул.

– Мне тоже, – я с ним чокнулась, – а то живу, как кукла на верёвочках…

– Вот это точно! – он кивнул. – А самое обидное, что, сколько мы ни прыгаем, ни дрыгаемся… Как мы ни рвёмся со своих верёвочек… А так никто ещё не оторвался.

– Но я ещё подрыгаюсь немножечко…

– Ах, – он махнул рукой, – все живут по сценарию, всё, что тебе вот там вот назначено, – он показал пальцем на потолок, точнее на небо, – всё, что там приказали, то мы и делаем. Куда верёвочка – туда и мы. А в сторону ни шагу, ни вот настолечко ещё никто…

Он резко встал, подхватил со стула большое банное полотенце и закинул его на плечо.

– Пойдём со мной. Сейчас я тебе покажу один секретик семейного счастья.

Я поняла, куда он клонит.

– Вы что? Вы в речку? Прямо так вот сразу? Без парилки?

– Пойдём, моя прелесть, пойдём.

Мы вышли в темноту. Фонарики к воде не дотянули, но без них у сверкающей чёрной воды было ещё интереснее. Ивы свисали густыми китайскими занавесками, и свет из дома пробивался сквозь туман… Короче, всё было очень романтично.

Любезный папочка скинул халат и вышел к мостику.

– Я вас не смущаю, леди… – он захихикал, – своим обнажённым тельцем?

Плавок на нём не было, я отвернулась.

– Прыгайте скорее, – говорю, – а то мне страшно ждать.

Он поднял руки. Талия узкая, пуза нет, это я в темноте успела заметить… Поднял руки и прыгнул. Все звезды разбежались, а он ушёл под воду с головой, а потом лёг на спину и раскинул руки.

– Не бойся, – говорит, – ныряй… Прозреешь сразу.

Я уже разделась, стояла в одном халате – в том, что мне вручила добренькая мамочка, но прыгать в ледяную воду не решалась.

– Страшно…

– Нет, – сказал свёкор, – тебе кажется. Первый раз как раз и не страшно. А вот потом… Как на плаху.

В ледяную воду наш любезный папочка нырял каждое утро, и после погружения ему уже не хотелось ни коня, ни седло, и к чёрту все нагайки. Сел в тачку – и на работу, пахать, пахать, пахать.

Я прыгнула тогда. Первый раз, и моментально поняла момент той истины, которую внушает холод. «Всё фигня, в этом мире, – говорил мне мороз, – всё фигня».

– Это тема! – я тоже нырнула с головой. – Это тема! Что ж вы раньше-то мне не сказали?

– Да, – вдохнул он глубоко. – Только так и спасаюсь…

Он вышел первым, завернулся в халат и раскрыл для меня полотенце.

– Иди, моя прелесть, – сказал. – Я тебя немножко промокну.

Руки у него оказались неожиданно крупными, как у тех мужиков, которые рыбачили на этой речке сотню лет назад. А глаза засверкали злодейски, и сразу я вспомнила – ведь были, ведь были в роду у него конокрады и каторжники. Он закрутил меня в полотенце, и я уже не помню, кто кого поцеловал. Наверно, я его, или он сам случайно тронул мои губы. Слегка, всего одно лишь лёгкое касание, как будто мы крадёмся в поле, чтобы убить часовых.

Послышалось, как к дому приближается машина, и фары уперлись в белый фасад.

– Вот и всё, – он сказал. – Пойдём, замёрзнешь.

Склон к реке был крутоват, тапочки скользили на влажной земле. И что удивительно, было не холодно. И мысль крутилась в голове всего одна: «Ох мама мия! Как же хорошо сидеть у самовара в шерстяных носках, пить горячий чай, наблюдать, как мёд из соты вытекает на тарелку и на зубах остаются маленькие кусочки воска».

Все наконец-то собрались, расселись. Женщины шуршали пакетами и аккуратно рвали упаковочную бумагу – мало ли, вдруг ещё пригодится что завернуть, и удивлялись, как маленькие дети подарочкам. Все хвалили и скатерки, и постельные комплекты, и вазочки, и наборы косметики, и тапочки, и шоколад, и прочее по списку, не считая канарских сувениров.

Любезная мамочка на вытянутых руках вытащила свой шедевр – куски баранины, нежнейшей, ароматной, на огромном круглом блюде, в центре которого в соляной горке по-турецки горело синее пламя.

Она поставила на стол это счастье, как у неё заведено, поближе к любимому зятю, и тот смущённо улыбнулся татарскими глазами.

– Да, угодили, угодили…

И все захлопали, зааплодировали, и снова камеры, и снова вспышки… И тосты за нашу добренькую мамочку и за прекрасных дам.

Креслам было тесно у стола, меня куда-то двигали, переставляли мою тарелку, и реплики посыпались знакомые, которые я помню на-изусть, поскольку повторяются они при каждой встрече.

– О-о-о-о! Третья линия! Да вы гуляете! – это зять наш, Русланчик.

– Чмок, чмок, чмок, – это дочка.

– Потише, потише, – это бабушка.

– Ну, как там у них, на Канарах? Загнивают опять? – это дед.

– Винца подлейте, – это муж мой. – И баранинки ещё кусочек.

– Ирина, – шёпотом, – а мне бы вон того салатика, – это тётка Мэри.

– …голландская, две тонны, всё расхватали к двум часам… – это свекровь.

– Как отдохнули? Как отдохнули? – это каждый спрашивал у дочки с зятем и непременно отмечал, что особенный бронзовый загар им обоим очень идёт.

– …лучший филиал в России! Да как они могут нам говорить про корпоративную этику? – это Русланчик.