С привкусом пепла

– Ага, я и говорю. Мы кругом пошарили, ох и странные дела творятся в здешнем лесу. После полуночи погудел самолет на сверхмалой. В три часа от церкви дали световой сигнал, а с опушки ответили. – Карпин указал на северо-восток, в сторону угрюмо темнеющего ельника. – Мы доразведали, болото пузом перепахали, так ты не поверишь, там вооруженные люди, немецкая речь. По численности данных нет, близко мы не совались. Люди Решетова их пропустили, хотя пост там стоит. Теперь ясно зачем.

– Немцы? – изумился Зотов. – Откуда?

– Я знаю? – пожал плечами Карпин. – Просочились. Что делать будем?

– Может в отряд, за подмогой? – спросил Шестаков. – Я мигом. Пущай Марков сам постарается.

– Маркова я предупредил в этот квадрат нос не совать, – признался Зотов. – Придется выкручиваться самим.

– Господи, – Шестаков страдальчески закатил глаза. – Царица Небесная, ну за какие грехи?

– Решетова хочешь брать? – понятливо спросил лейтенант.

– Угу, – Зотов указал глазами на храм.

УмничкаКарпин, не задавая лишних вопросов, ужом ввинтился в заросли терновника. Живы будем, надо лейтенанту памятник в бронзе отлить. Шестаков обиженно сопел за спиной. Росистая трава тихонечко шелестела, среди кустов торчали остатки старых фундаментов, изглоданных ветрами, временем и дождем. Туман рассеивался и полз по урочищу грязными лохмами, небо на востоке пронзила золотистая полоса, храм словно парил в предрассветной дымке, не касаясь земли.

Появление немцев добавило головной боли. Одно дело втихаря отстрелять группу неожидающих ловушки предателей, и совсем другое схлестнуться с отрядом немецких диверсантов, натасканных драться в лесу.

– Осторожно, яма, – предупредил Карпин, обходя почти неразличимый, заросший травой и кустами провал, наполовину забитый сгнившими досками. Под каблуками затрещали расколотые плитки синего изразца. Зотов, уже заимевший не малый опыт падения в местные погреба, снова едва не сверзился в черную глубину, наступив на песчаный, предательски уползающий край. Метров через пять раскрыла пасть еще одна яма. Карпин, проходя мимо, резко остановился.

– Ты чего? – прошипел Зотов, ткнулся в лейтенанта плечом и глухо, угрожающе заворчал. Кровь ударила в голову, сдавила виски. Зотова повело. На дне ямы вповалку лежали окровавленные тела, наспех заваленные ветками и сушняком. Торчали неестественно вывернутые руки и ноги, жутко белели мертвые лица. Покойники были совсем свежие, без следов разложения и гнилого душка. В глаза бросились знакомые желтые ботинки, с толстой, усеянной гвоздями подошвой. Колька!

Зотов тяжело, с надрывом дыша, инстинктивно схватил Мишу за локоть и сжал. Карпин скривился от боли, но руки не убрал.

– Побили ребят, – Шестаков стащил картуз с головы. – И кутенка нашего не сжалели. Любил я его, только показать не умел.

Зотова перехлестнула лютая, требующая немедленного выхода ненависть. Последняя надежда на счастливый исход осталась в этой залитой кровью, провонявшей смертью и страданием яме. Решетов взял с собой партизан, заранее выписав им приговор. Понятно, лишние свидетели ему ни к чему, когда вся операция на кону. Он смотрел им в глаза, похлопывал по спине, протягивал хлеба кусок, и они ему верили, командиру и своему в доску парню. Они не знали, что ихведут на бойню и на верную смертьот рук падали в овечьей шкуре. Есть ли что-то на этом свете страшнее предательства? Разве только месть за него.

Зотов отпрянул от края забитого мертвецами подвала, давя вспышку бешеной, неистовой ярости.

– Витя, – окликнул Карпин.

– Я в порядке, работаем.

Зотов был нихрена не в порядке, но это сейчас не имело никакого значения. Он, пригнувшись, скользнул под окнами с выкорчеванными, проржавевшими решетками и бесшумно вошел в крохотную боковую дверь. Внутри царила пахнущая отсыревшим камнем и плесенью, мозглая темнота. Зотов, пачкаясь штукатуркой, вжался в стену и заглянул за угол. У затухающего костра сидя дремал Кузьма, надвинув кепку на глаза и положив автомат на колени. Решетов нервно расхаживал по церкви, поминутно останавливаясь у окна и смотря на часы. Его губы двигались и кривились. Беспокоится капитан, переживает, готовится партизанских командиров хлебом-солью встречать…

Карпин мельком глянул за угол и страшно округлил глаза.

– Решетова берем, – проартикулировал Зотов. – Второго Степан.

Шестаков угрюмо кивнул, взвешивая карабин на руках.

Рот пересох, словно Зотов вылизывал пыльные церковные кирпичи, сердце прыгало и скакало, как перед всякой атакой, его ощутимо трясло.

– Начали, – Зотов влетел в церковь и заорал, оглушая внезапностью. – Стоять! Ни с места, твари!