С птицей на голове

Каждый день с грустью ощущаю, что жизнь пролетает, как птица; не ухватиться за нее — и я обрадовался вернувшейся зиме. Выйдя из церкви, зажмурился от сияющей вокруг белизны и на минуту почувствовал себя ребенком. Тут я увидел родителей утонувшего мальчика. Когда все выходили из церкви, они отчаянно спешили в нее зайти. При выпавшем снеге их лица светились еще сильнее. Невольно я оглянулся, а мама заметила и укоризненно покачала головой. Я сначала не понял, почему она покачала головой, а потом увидел выходящую из церкви девушку и догадался — мама подумала, что я на эту девушку оглядываюсь. Красотка шагала, потупив взор, с румянцем на щеках, подняла на меня глаза — еще сильнее вспыхнула и, выйдя из церковных ворот, сняла с головы платок и поспешила по улице с распущенными волосами; впрочем, многие девушки и женщины, выходя из церкви, тоже снимали платки, хотя было холодно, дул ветер и кружился снег.

— А я-то думаю — что такое, — сказал я маме, — познакомишься с девушкой — сегодня улыбается, а завтра такое начнет; сразу видно — чик-чик, — покрутил я пальцем у виска, — и у них у всех так, потому что без платков ходят. Надует в голову, а потом — чик-чик …

— Может, это у тебя — чик-чик?

Недалеко больница; никогда не обращал внимания, а когда выпал в мае снег, я заметил у ворот тонкую рябинку; к ней гвоздем прибита дощечка, на которой через трафарет отпечатано: Просьба на территорию больницы со свадебными церемониями не заезжать.

Я показал на дощечку маме.

— Неужели заезжают?

— Если бы не заезжали, — заметила она, — не написали бы.

— Зачем им заезжать? — не мог я понять.

— После венчания едут из церкви, — объяснила мама, — рядом кладбище; первым делом на кладбище, а потом, если у кого в больнице родственники, заезжают навестить, чтобы и их порадовать.

Я подумал о своем счастье, но скоро устал думать, когда на тротуаре под ногами снежная каша. Зелень в снегу начинает еще сильнее благоухать, и у меня голова закружилась. Идти тяжело — мама часто останавливалась передохнуть, а у вокзала я оглянулся — догоняет Улечка.

— Из деревни? — догадался я.

— Ага, — кивнула дочка дяди Васи, а я по глазам ее увидел — она не знает, кому высказать переполнявшую ее радость. — Отпросилась в пятницу с работы, — начала Улечка. — Успела еще засветло добраться до деревни, подошла к церкви — на закате ветра нет, но березки на ее стенах прошелестели, а потом опять ни один листик не колыхнется — и в эту мертвую тишину я почувствовала, что не одна.

И я вспомнил, как в пятницу, возвращаясь с кладбища, тоже почувствовал, что не один; вероятно, с разных сторон подойдя к деревенской церкви, мы не могли увидеть за ее стенами друг друга. Я не успел об этом сказать, как Улечка продолжила:

— Никого не видно — и я сразу же догадалась, что это ангелы служат всенощную…

Услышав про ангелов, я уже не стал говорить Улечке, что и я ездил в деревню. Я вспомнил, как мама, у которой уши онемели, почувствовала в доме цыганку, и теперь, когда сам в деревне почувствовал около церкви, что не один, осознал сейчас — и во мне уже что-то онемело, и обрадовался.

Тут опять закрутило, и стеной повалил снег.

— А каково сейчас в поле? — вспомнила мама про прежнюю жизнь. — А ты не боишься, Улечка, одна ездить в деревню?

— На выходные очень тяжело оставаться дома, — созналась та. — Не могу смотреть, как папа с Марусей обнимаются.

— Тебе пора замуж…

— И вы об этом? — обиделась Улечка; ей, может, каждый день об этом напоминают, и у меня сжалось сердце.

— Пошли с нами пообедаем, — предложил я ей. — Как раз сегодня по моему папе два года отмечаем.

— Ноги мокрые, — вздохнула она. — Сбегаю переобуюсь, а потом к вам, — обрадовалась, что есть куда пойти.

Придя домой, мама накрыла на стол. Мы сели за него и, ожидая Улечку, смотрели в окно. Снег перестал сыпать. Так мы скучали и смотрели в окно, когда выглянуло солнце. Я никогда не видел, чтобы на ветках распустившихся деревьев лежал снег; под майским солнцем он сразу начал таять. Комья снега беспрерывно то тут, то там падали с деревьев, и поникшие ветки, выпрямляясь, раскачивались. Выпавший снег должен был быстро растаять на солнце, но опять тучи и опять метель. И в эту метель по улице проехала машина с будкой, а наверху моторная лодка.

Мы долго прождали Улечку и решили, что в метель она не придет; пообедали без нее, вспомнили папу, но мама на всякий случай решила со стола не убирать, и, когда уже под вечер еще раз сели за стол, очень тихо стало в доме и страшно.

— Женись на Улечке, — вдруг начала мама. — На троюродной разрешают жениться. Такую, как она, сейчас не найдешь.

— Почему?

— Ей хоть бы за кого выйти — и она будет счастлива, а с такой и ты будешь счастлив.

— Да, — задумался я. — Не раз замечал — идет по улице навстречу девушка, увидит меня — и переходит на другую сторону. И почему они переходят на другую сторону?

После этого разговора в доме еще тише стало. Невольно я вспомнил, как у нас собирались гости, когда жив был папа, а дядя Вася пел за столом.