С пылью в глазах

– Ну и поделом ему. Он за свою жизнь столько страданий принёс простому народу, что даже онкология для него не является достойным наказанием. Хотя это всё-таки ужасно.

Купрос широко распахнул железную калитку, пропуская вперёд диверсанта, которого считал своим другом, которому рассказывал свои самые строжайшие секреты и с которым мог делиться всем накипевшим. Их разговоры были недолгими, но максимально продуктивными. Хегли не мог говорить с Хью о Молнии или проблемах «Грозы», но пара своих ушей всегда была на верблюде.

Они шли по затемненным ходам во дворе завода, не озираясь назад и не боясь быть услышанными. Разбитые кирпичи и расколотые плиты, поросшие сорняком, мешали удобной ходьбе, а жуткое эхо ветра, которое проносилось по открытому пространству, пугало антилопу внезапностью. Импала частенько поглядывал в небо, искрившееся от созвездий и скоплений, на уровне инстинктов чувствовал каждую преграду перед собой. Ему был известен каждый поворот на заводе, хотя ему ни разу не доводилось гулять по нему при свете дня.

– Что приказали делать сегодня? – спросил верблюд у задумавшегося друга.

– Прости, но я пока не могу тебе об этом рассказать. Ты же знаешь, это запрещено. Я могу тебе всё рассказать в мельчайших подробностях, но только после самой миссии.

– Ну хотя бы пару слов. Что тебе сказал Тень?

– Он в последнее время очень нервный. Разговаривать не хочет, ничего толком не объясняет, всё в каких-то тайнах. Не к добру это.

– А я всё вспоминаю слова Феникса, молюсь о погибших, – произнёс Купрос, положа руку на грудь и приподняв голову к небу. – Когда он всем пытался доказать, что Тень на самом деле женщина. Этот тигр вообще странным был, но ему хотелось верить.

– О Тени я ничего не знаю. Да я даже о Молнии ничего не знаю, а мы с ней… если это вообще можно назвать любовью.

– Кстати, – тяжело сказал верблюд, словно сложность в отношениях переживал не Хегли, а он, – Молния заходила сюда без тебя минут десять назад, расстроенная и злая.

– Я умоляю тебя, не надо о ней говорить. Самого уже тошнит от неё. Вот почему так бывает, а? Обёртка красивая и яркая, а сама конфета – никакая, блин. Всё, не будем о ней.

– Ну… знаешь. Есть ещё одна девица, о которой мы могли бы поговорить, но, вижу, ты не в настроении.

– Ты про Мишель, – утвердительно сказал Хегли, словно сам для себя подвёл черту. – Эта новость слишком быстро разлетелась по «Грозе».

– Как её зовут?

– Мишель Ярвинен – обер-прокурор Доминиона, которая после отставки Брауна будет заниматься нашей поимкой.

– Ну и как она тебе? Лучше Молнии?

В голосе Купроса чувствовалось волнение, напряжение. Он затрагивал чужую личную жизнь, но относился, как к личной проблеме. Это заставило Хегли насторожиться и вспомнить, когда верблюд вёл себя подобным образом в последний раз

– Если честно… – Фланнаган замолк на несколько секунд. Он шёл рядом с представителем «Грозы», ревностно относившемся к своей группировке – для него свои диверсанты были незаметнее, а координаторы – умнее. Но парню так хотелось утвердительно ответить, что слово «Да!» почти что вылетало из его уст. – Она слишком… У неё… Да, как девушка вполне себе неплоха. Но она враг, к ней нужно относиться также – не могу, хотя соблазн велик.

– А если Молния вдруг изменится к тебе в лучшую сторону?

– Скорее всю «Грозу» переловят, чем она хотя бы грубить перестанет.

– А ведь Альфу уже поймали. Феникс пропал. Они были из лучших. Ещё одной серьёзной потери «Гроза» не сможет перенести на плечах и придётся скидывать груз. Ты, конечно, грузом не станешь, но наше дело замёрзнет на несколько лет. Ты ведь не хочешь этого?

Купрос завёл Хегли за старую курилку, с которой от старости слетали кирпичи и был сорван шифер. За узким проходом был спрятан вход в канализацию, накрытый сверху огромных куском известняка. Через него можно было без труда пробраться в любое нужное место, но выйти этим же путём казалось невозможно, особенно Фланнагану, не имевшему возможность самостоятельно откинуть люк в сторону из-за громадного веса. Для этого снова пригождался Купрос, который открывал проход для каждого, кто не мог справиться в одиночку.

Попутно воспринимая всерьёз одержимость верблюда к «Грозе», импала хотел быстрей скрыться от него, чтобы не оказаться под тяжестью контрольных вопросов, что охранник любил и умел задавать. Быть может, тем самым двугорбый пытался показать лучшему диверсанту свою пригодность к более опасной и сложной работе, чем сторожить вход в проход к точке. Он бредил желанием стать координатором и, казалось, был готов на всё ради достижения цели. Да, Купрос многое понимал в системе «Грозы» и её сильных сторонах, но тем он был уязвимее.

– Гром, – сказал верблюд, заставив диверсанта обернуться к нему, – пообещай, что ты не влюбишься в неё.

– В кого?

– В неё. В ту, кто вставляет нам палки в колёса. Пообещай!

– Обещаю, – без промедлений ответил Хегли и, сделав глубокий вдох, спрыгнул в люк. Он включил фонарик на телефоне, осветив себе место для тайной ходьбы, которое ненавидел больше всего в своей работе.