И он не подвел. Драко с первых дней отдавался работе со всем энтузиазмом, он жил тем, что делает. Он не мог себе позволить потерять это место.
Но один из сентябрьских дней на занятии у седьмого курса заставил его сомневаться. В уверенности в своем профессионализме. И в дружбе с головой.
Потому что не мог себе объяснить, почему постоянно тянется взглядом к одной из своих студенток.
Гермиона Грейнджер.
Ее вьющиеся волосы отливали бронзой, когда на них из окон падал свет осеннего солнца. Она практически всегда знала, что нужно делать, но в моменты раздумий хмурилась, позволяя маленькой складочке пролегать между бровей. Когда она записывала что-то на пергамент, всегда проговаривала это одними губами. Когда была довольна собой на уроке — закусывала нижнюю губу, подавляя улыбку.
А ведь у нее красивая улыбка.
За время всех занятий, что он вел у ее курса, Драко подметил столько деталей, что можно было бы утверждать, что он неплохо ее знает. Хотя они не общались вне класса.
Драко впервые за несколько месяцев снова стало страшно. Жизнь не готовила его к тому, что все его мысли будет занимать ученица, а не лекции и пергаменты с эссе от студентов.
Ему так льстило то, с каким жаром она отвечала на его занятиях, задавала вопросы и просто смотрела на него с интересом, словно он для нее не безликий преподаватель. Потому что большинство учеников кидало на него опасливые взгляды или взгляды презрения, ведь он тот самый, чье предплечье теперь навсегда изуродовано темной меткой. Для Гермионы это все будто не имело значения.
Он замечал ее скромную улыбку, обращенную к нему, когда он хвалил ее. Драко стало интересно: всем ли профессорам она так улыбается?
Чем больше он думал о ней — просыпаясь утром, перед сном, в перерыве между лекциями, на обеде или совещании преподавателей — тем больше он избегал любой возможности показаться из собственной комнаты во внеучебное время, чтобы лишний раз не встретиться с ней.
И вроде бы получалось — они действительно мало пересекались.
Поначалу это его успокаивало, вселяло уверенность. Ведь, чем реже они будут видеться, тем меньше вероятность, что его внимание к ней усилится.
Но Гермиона, видимо, решила его добить и попросила дать ей тему для проекта по его дисциплине. Который, к слову, они должны были обсуждать с ней дважды в неделю.
Это было и подарком, и проклятьем одновременно.
Когда она в очередной раз приходила к нему в кабинет и увлеченно рассказывала о том, что ей удалось найти в библиотечных фолиантах, Драко, как помешанный, смотрел на ее коленки. Голые коленки.
Гермиона всегда приходила в юбке. Малфой сотни раз видел ее в Большом зале, в коридорах после занятий, и тогда на ней были джинсы. Но к нему Грейнджер заявлялась исключительно в своей клетчатой, выше колена юбке, дразня обнаженными ногами.
Когда она садилась, подол приподнимался, оголяя кремовую кожу бедер. Но Гермиона упорно не замечала того, насколько высоко задиралась ее юбка. Она вообще ничего не замечала, кроме своих вдоль и поперек исписанных пергаментов.
После нескольких таких встреч у Драко поехала крыша.
В один прекрасный вторник после встречи с ней Драко не пошел на ужин — он заперся в душе и ублажал себя. Впервые за несколько месяцев.
Он всегда считал самоудовлетворение низостью и слабостью, и была бы его воля, он бы никогда подобным не занимался, но отсутствие секса мало способствовало тому, чтобы не помогать себе снять напряжение самостоятельно. И он всеми силами пытался останавливать себя от подобного, но не всегда получалось. Не вышло и в этот раз.
Уже почти год у него не было секса. И мысли о том, какого цвета трусики он увидел бы, если бы задрал эту ее дурацкую юбку, заставили его самоконтроль, находящийся где-то на краю пропасти, упасть в эту самую пропасть, разбиться вдребезги и покинуть Драко насовсем.
Он кончил трижды за тот вечер. И поклялся себе, что больше не притронется к своему члену.
Драко казалось, что таким образом он порочит девичью честь. Честь той, которая всегда скромно улыбалась ему, даже не догадываясь, что он мечтает делать с ней неприличные вещи на парте в классе, на подоконнике в коридоре и еще много где. Стыдно признаться, но даже в общественном туалете не отказался бы.
Как-то в субботу, во время посещения Хогсмида, Драко зашел в «Три метлы» быстро пропустить стакан сливочного пива. Но его планы слегка изменились — к нему подсел коллега по Хогвартсу, такой же молодой, преподающий одну из новых, введенных только в этом году дисциплин, один стакан превратился в три, причем третий был наполнен далеко не сливочным пивом, а огневиски, и через час ему уже понадобилось в уборную.
Он решил, что ему пора заканчивать эти посиделки, ведь он провел в баре уже гораздо больше времени, чем планировал, и к тому же он чувствовал, что начинает пьянеть. Малфой слишком давно не пил алкоголь, и поэтому стакана забористого огневиски ему хватило, чтобы ощутить, как горят щеки, как расслабляются мышцы и как затуманивается взгляд. На сегодня точно хватит.