С.С.С.М.

Оказавшись на заветном подоконнике восемьдесят четвертого этажа, Краслен осторожно глянул за стекло. Маленького человечка в черном цилиндре, расположившегося за огромным, размером чуть ли не со стадион, столом, он поначалу не приметил. Перед Памперсом — а кто еще это мог быть?! — лежала горсть медных монет, которые он внимательно разглядывал через монокль: считал, видимо. Окно, к счастью для Краслена, оказалось приоткрыто. Оставалось лишь толкнуть его, чтобы отворить настежь, и сделать шаг в комнату.

— Триста сорок миллиардов шестьсот восемьдесят восемь миллионов сто пятнадцать тысяч шестьсот пятьдесят девять шиллингов двадцать пять пенсов, — донеслось до Кирпичникова бормотание империалиста. — Триста сорок миллиардов шестьсот восемьдесят восемь миллионов сто пятнадцать тысяч шестьсот пятьдесят девять шиллингов двадцать шесть…

Краслен откашлялся. Памперс поднял глаза.

— Эти окна уже мыли! Убирайтесь! — бросил он. — Двадцать семь пенсов…

— Я не мойщик, мистер Памперс… — начал Краслен.

— Тем более убирайтесь! Двадцать восемь…

— Я имею к вам важное дело! Я друг Буерова… — Кирпичников старался быть как можно более кратким и напыщенным.

— Что? Двадцать… Двадцать… Черт!

— Объединимся, мистер! — возвысил голос Краслен. — Поможем друг другу задушить бесчеловечный режим коммунистов!

Но Памперс его не слушал.

— Двадцать? Тридцать? Сколько было пенсов?! Господи, а шиллингов сколько было? Шестьсот пятьдесят? Или нет?! Боже, Боже! Я сбился!

— Послушайте меня, мистер! — настаивал Краслен, уже чувствуя, что это бесполезно.

— Проваливайте к черту, сумасшедший!!! — заорал покрасневший от злости буржуй. — Кто вы такой, в конце концов!? По каком праву, в конце концов!? Лазать в окна запрещено, в конце концов, для этого существуют двери, чтобы вам провалиться! Кто вам позволил так бесцеремонно врываться в мой кабинет и мешать мне считать деньги!? Теперь придется начинать все заново, черт побери!!!

— Мистер Памперс… — выдавил Кирпичников.

Памперс стукнул по столу кулаком, уронив при этом монокль, который, грохнувшись о мощную столешницу, разбился на десяток кусочков.

— Я разбил монокль! Из-за вас я разбил свой монокль! Вы виновны в порче имущества, с вас причитается полтора шиллинга! Я потерял полтора шиллинга по вашей милости! — истерично вопил Памперс.

Знакомая Краслену пара охранников к этому моменту уже была в кабинете хозяина.

— Полтора шиллинга! Я оштрафую вас на полтора шиллинга и еще три с половиной за моральный ущерб! Негодяй! Правонарушитель! Коммунист! Фашист! Недемократический элемент! Сумасшедший!

Вытряхнув из Краслена всю мелочь, какая при нем оказалась, и поколотив так, чтоб было больно, но не осталось следов, охранники решили проводить навязчивого гостя до самого порога. Уже знакомый лифтер, увидев Кирпичникова в сопровождении двух бугаев, прикусил язык и безропотно довез всех троих до первого этажа.

— Снова явишься — пристрелим, — напоследок сообщили пролетарию.

Почему-то он поверил.

* * *

У подножья небоскреба несколько монашек раздавали жидкий суп вкладчикам банка. Суп заканчивался, его едва хватало на половину несчастных: видимо, сестры то ли собирались повторить библейское «чудо» с тремя хлебами, то ли заботились не столько о насыщении голодных, сколько о демонстрации факта благодеяния. Вкладчики послушно крестились, получали свою баланду, жадно хлебали ее, раскачиваясь под пение церковного гимна, и равнодушно поглядывали на лежащего поодаль мертвеца. Был это клепальщик, монтажник или же мойщик стекол, Краслен так и не разглядел.

Глава 16

— Давай еще раз, Ленни! — предложила негритянка и, не дождавшись ответа, нырнула под драную рогожу, которую ее экономные хозяева считали одеялом.

— Погоди, давай передохнем. — Краслен приподнял край рогожи и с любопытством посмотрел, чем там занята его боевая подруга.

— Тогда расскажи что-нибудь! — потребовала из своего укрытия пролетарка.

— Что? — устало простонал Кирпичников. — Снова про Красностранию? Я тебе уже все про нее рассказал…

— Правда, что ваши газеты никогда не врут?

— Ну конечно, правда, Джесси! Что за глупые вопросы!? Дай поспать немного!

— Дома отоспишься, безработный! На тебя-то, в отличие от меня, хозяева не косятся за то, что весь день носом клюешь! Давай поднимайся! Ты сюда пришел дружбу народов укреплять или что?! — зашумела Джессика. — Вот и укрепляй ее!

Краслен спрятал голову под рогожу. Он подумал, что негритянка в ту же секунду сорвет с него одеяло и набросится. Но нет. Пару минут было совсем тихо. Потом скрипнула кровать: Джессика встала, прошла по комнате, начала с чем-то возиться. Интересно, что она там делает? Минута, еще минута. Кровать снова скрипнула. Теплое тело негритянки прижалось к Кирпичникову. Кажется, он уже не хотел спать.

— Как там дела у Джордана? — спросила неожиданно пролетарка.

Игривое настроение Краслена сразу же улетучилось. Он вылез из-под рогожи, сел рядом с Джессикой, мрачно поглядел на нее — так мрачно, как только можно смотреть на счастливую голую девушку, — и сообщил:

— Его уволили.