— Для полиции у нас тут общежитие черно-белой дружбы, — пояснила негритянка. — Ты ведь уже слышал про то, что ввиду нехватки солдат наше правительство спешно объявило сегрегацию незаконной! Ха-ха! В общем, мы тут делаем вид, что ведем патриотическую работу среди негров и даем кров погорельцам. Даже плакат, вон, повесили. На самом деле это штаб компартии. Ну да, и общежитие заодно. Если у вас с товарищами нет других, более интересных предложений, где ночевать, то милости просим… Кстати, ты так толком и не рассказал мне о них.
— Это ученые, Жеся! Может, это и покажется тебе невероятным, но они создали оживляющий препарат для Вождя!
Кирпичников кратко пересказал историю похищения и освобождения троицы.
— …Так что теперь наша цель — как можно скорее получить доступ к телу Вождя и воскресить его. — завершил Краслен. — Кстати, ты в курсе, что про секрет фабрики Памперса знает теперь весь город?
— Естественно, в курсе! Это теперь и не фабрика. Памперс переметнулся на сторону Брюнеции и уехал. Здание его фабрики национализировали. Теперь это просто хранилище тела Вождя. Его берегут как зеницу ока! Несколько кругов оцепления по периметру, зениток — без числа, а сверху — гигантское зеленое полотнище, чтобы бомбардировщики думали, будто здесь парк, а не фабрика. Тело Вождя — это шанс получить подкрепление для нашего правительства.
— Да, его хотят обменять на военную технику.
— Технику и солдат. А с Ангелики — Вождь плюс освобождение из тюрем всех коммунистов, включая Джона Джонсона.
— Ты думаешь, они смогут договориться?
— Понятия не имею. В любом случае надо поставить красностранских руководов в известность о том, что сюда прибыли ученые и оживляющее средство. Завтра я познакомлю тебя с членами нашего ЦК. У них есть выход на комкрин. Думаю, проблемы это нам не составит.
— Завтра, — сказал Краслен и нежно улыбнулся.
— Да. Завтра! — ответила Джессика, принимая горизонтальное положение.
…Все-таки она не шла ни в какое сравнение с Кунигундой!
29
— А ведь это тот парень, что привез бомбу для Джонсона по указке предателя Буерова, не так ли, Джессика? Неужели ты думала, я его не узнаю? — Негр-рабочий в синих хлопковых штанах на подтяжках и клетчатой красно-синей рубахе скептически усмехнулся.
— Это он, товарищ Паттерсон! Он был на тех плакатах. Но сколько можно повторять: по ошибке, только по ошибке! Кирпичников — друг коммунистов, друг негров!
— И твой приятель, как я понимаю, — в том же скептическом тоне добавил член ЦК ангеликанской компартии.
— Какое отношение это имеет к делу?.. — Джессика немного смутилась. — Между прочим, Съезд профсоюзов Краснострании уже принял резолюцию о невозможности осуждения сексуально раскрепощенных пролетарок, и довольно давно… А Краслена обвинили незаслуженно! Если он и не был достаточно бдителен с Буеровым, если и поддался его предательским уговорам, то теперь вполне искупил свою вину! Он спас пролетарских ученых!
— Я не имею ничего против резолюции профсоюзов, дорогая товарищ, но боюсь, что это любовное увлечение совсем отбило у тебя классовое чутье… Тобой движут эмоции, Джессика. А какие доказательства есть у тебя и у Кирпичникова? Почему я должен верить, что он действительно был в Брюнеции, а эти люди — похищенные ученые?
— Пустите меня к телефонному аппарату! — выкрикнул по-краснострански стоявший поодаль Заборский. — Я позвоню уполномоченному по здравоохранению, позвоню самому Робеспьерову, он меня знает, он скажет вам, кто мы такие! Краслен, переведите!
Паттерсон бросил на ученого недовольный взгляд.
— Кирпичников, успокойте своих друзей! — сказал он. — И перестаньте стоять столбом, скажите хоть слово сами, пока я не арестовал вас!
Краслен выглядел кисло. Котелок у него практически не варил. Прошлой ночью они с Джессикой уснули в четвертом часу, а в половине пятого утра начался воздушный налет. Прикорнуть в убежище не удалось: младенцы орали, детишки постарше просили еды, несколько женщин оплакивали погибших. В шесть, когда тревога закончилась, оказалось, что опять не до сна: в двух шагах от бывшего господского особняка разбомбило больницу. Раненые кричали из-под завалов, и пройти мимо было невозможно. Четыре часа подряд негры, ученые и Краслен разбирали остатки здания, вытаскивая из-под бетонных обломков живых и умерших. Завтрака не было: хлеб в магазины почему-то до сих пор не завезли. В десять в штаб явился Паттерсон. Общение с ним происходило в бывшей хозяйской гостиной, где фамильные портреты в золотых рамах и вычурные обои контрастировали с гамаками из брезента, подвешенными к лепному потолку, и лежащими на полу старыми одеялами. Краслену очень хотелось убедить ангеликанскую компартию в своей невиновности и оживить Вождя, но гораздо сильнее он мечтал о том, чтобы выспаться и поесть.
— Товарищ! — произнес он. — Ваши сомнения справедливы и обоснованны. Однако лучшее доказательство наших идей и намерений — созданный силой пролетарского разума оживин! Яков Яковлич, покажите!
Заборский вытащил из внутреннего кармана пробирку и продемонстрировал Паттерсону.