С.С.С.М.

С Бензиной Краслен начал ссориться: видимо, испорченное шпионом бытие определило их сознание, сделав это самое сознание мрачным и нервическим. Времени на встречи стало не хватать — в свой выходной Краслен помогал сборщикам. Бензина не хотела понимать того, что он обязан первым делом заниматься коллективным, а потом уж только личным. Обижалась. Было в ней, в Бензине, все же что-то обывательское, старое, из быта прошлых лет, нехарактерное… Раньше, в спокойное время, Кирпичников как-то не думал об этом, должно быть, среда растворяла Бензинины слабости. В час испытаний ее недостатки стали заметнее. Краслен все чаще сомневался: может быть, напрасно он так привязался к синим глазкам, русым косам, тонким пальчикам и прочим женопрелестям? Решил, что коммунизм уже построен, и расслабился, про моральный облик товарища-подруги позабыл… Однажды сгоряча назвал ее «душонкой самоварной», а Бензина вроде как в отместку появилась со Светпутом — стропальщиком третьей категории, глупым, но смазливым. Вскоре помирились, но осадок остался.

— Разве красностранки так ведут себя? — частенько говорил Краслен Бензине. — На заводе диверсант, от плана отстаем, а ты все про кино, про развлечения… Людей бы постыдилась! Ведь и так уже тебя подозревают.

— Что, и ты, и ты подозреваешь? — дерзко спрашивала та. — Давай, скажи! Считаешь, я вредительница?! Что ж ты со мной ходишь?! Сдай меня Маратычу, а сам ходи с Кларозой!

Как-то раз в одном из Новомировых журналов Краслен прочитал о такой болезни, при которой люди встают по ночам и, не помня себя, ходят по дому, совершают какие-то действия. Еще он где-то слышал, что ангеликанцы спрятали на полюсе такой секретный центр, из которого повсюду рассылают радиосигналы, уху недоступные, но всякого, кто случайно ловит их приемником, превращающие в глупого, безвольного раба.

А что, если Краслен, помимо своей воли, загипнотизированный, ночью встал и заминировал конвейер? Или вдруг капиталисты влезли в его голову, и он, совсем того не чувствуя, штампует себе брак, а сам, дурак, считает, что отличнейший работник?!

Между тем вредитель продолжал делать свою черную работу. В металлическом цеху испорченный станок, который подняли краном, чтобы вывезти из цеха, сорвался и упал. По счастью, никого не зашибло. Вместо этого разбилась совсем новая машина, на которую грохнулось вышедшее из строя средство производства. Приключилось это дело на другой день после глупой выходки Бензины, собиравшейся заставить пробудиться у Краслена чувство ревности — пустое, устаревшее, мещанское. Одним из тех, кто закреплял станок на тросах, был как раз Светпут. Головотяпы страстно уверяли всех, что это не нарочно, что всему виной недосыпание, работа по две смены и волнение.

— Волнение? — усмехнулся Революций, когда все сбежались посмотреть на место преступления. — Боялись что ль? Кого ж это? Шпиона? Что, коленочки трясутся при одном упоминании буржуев? Интере-е-е-есно!

— Да не виноваты мы! Ей-богу! — стали клясться опиумом стропальщики.

Маратыч покачал головой и решил пока что поместить «молодцов» под домашний арест. Потом сказал всем:

— Так, товарищи, вы что здесь собрались? А кто — работать? Быстро по цехам, вредитель где-то рядом!

Но было поздно. Под шумок, пока все пролетарии смотрели на свалившийся станок, шпион проник в текстильный цех и изрезал кучу заготовок.

Вечером Кирпичников пришел к Бензине в комнату. Девчата собрались вокруг тарелки, говорившей тихо-тихо — слушали отчет о заседании ЦК партии.

— Можно тебя ненадолго? — спросил Краслен.

Бензина вышла в коридор в красном халатике в зеленый дирижаблик.

— Что это за ерунда на тебе? Нелепица какая-то… Пародия на отечественное авиастроение!

— Нормальный рисунок! — обиделась девушка. — Значит, Кларозе с молотками можно, а мне с дирижаблями нельзя, так получается?! И вообще, ты что, про одежду пришел спросить?

— Нет… Бензина… Я пришел спросить… Ты где была, когда все собрались у нас в цеху?.. Когда упало…

— Где?! С тобой стояла рядом! Что, не видел?!

— Нет…

— Неудивительно! Ведь ты уже давно не замечаешься меня!

Не дожидаясь ответа, Бензина развернулась и скрылась в своей комнате. Дверью она хлопнула так громко, что из двух соседних жилячеек появились лица любопытных, часовой схватился за свисток, а с потолка посыпалась штукатурка.

7

Когда физиономии соседок спрятались обратно, а штукатурка перестала сыпаться, Кирпичников почувствовал себя ужасно одиноким. Минут пять он простоял как дурачок в унылом коридоре женкрыла, пустом и темном. Потом двинулся в ту часть жилкомбината, где жили семейные. Замешкался. Вздохнул. Сжал губы, повернулся, двинул обратно. Снова прошагал мимо Бензининой ячейки и пошел по направлению к своей собственной.

— Краслен! — услышал он, едва успев проделать шагов двадцать.

На пороге комнаты, соседней с той, чья дверь захлопнулась с такой ужасной силой, стояла Клароза. Она аккуратно закрыла свою ячейку и тихо, на носочках, приблизилась к Кирпичникову.

— Я все знаю, — серьезно и неожиданно произнела Чугунова.

— Что «все»? — настороженно спросил Краслен.