С.С.С.М.

— «Уважаемый мистер! В соответствии с вашими указаниями на заводе „Летающий пролетарий“ в течение последнего месяца ведется подрывная работа. Осуществлен взрыв в сборочном цеху. В обстановке общей паники испорчен ряд станков. В целях облегчения работы отстранен директор, взято под контроль руководство предприятием. Качество работы ухудшается, процент брака увеличивается благодаря продлению рабочего дня, введению ночных дежурств, нагнетанию всеобщей подозрительности, слежки, паникерства».

— Отлично, — сказал третий голос. — А дальше вот так… хм… «Случайные инциденты выдаются за вредительские акции в целях насаждения в массах чувства страха и бессилия».

— Слишком длинно.

— В самый раз! Я в этом разбираюсь, я же журналист! — ответил Революций. Третьим был не кто иной, как он.

Краслен слушал, ничего не понимая.

— Добавьте про меня, — сказал Маратыч.

— Что добавить?

— Добавьте про то, как замечательно я умею изображать честного коммуниста и запудривать рабочим мозги в частных беседах!

— Тьфу ты! — буркнул Аверьянов. — Хватит уже выпячивать свою никчемную персону!

— Ты просто боишься, что главным назначат меня!

— Ерунда!

— Ты не придумал ничего, кроме как быть слишком подозрительным, для того чтобы тебя заподозрили всерьез! А я и директора сместил, и массы так ловко обманывал, и патрули, и всеобщую слежку устроил…

— Хватит! — буркнул Аверьянов. Он так возмутился, что чуть не перешел с шепота на нормальную, громкую речь. — Главным мистер назначил меня, и так, значит, и будет, пока мы задание не выполним полностью. Ты, Спартак, только и думаешь о собственных амбициях, вместо того чтоб приближать победу мирового империализма!

— Да уймитесь! — пискнул Революций. — Вы же все испортите, нас кто-нибудь услышит! Мы еще не написали про станок, который так удачно для нас грохнулся…

— Это не просто удача, — опять влез Маратыч, — а плод моей долгой работы. Кто придумал ночные дежурства, благодаря которым стропальщики не выспались? Кто заставил коллектив повысить план и увеличить смену?

— Ты, скотина, ты, предатель чертов! — закричал в ответ Кирпичников, пинком открыв дверь в комнату. — Думал, что рабочие болваны?! Думал план сорвать?! Мерзавец! Сателлит!

Последние слова Краслен выкрикивал, уже будучи на полу, куда его повалили Аверьянов с Революцием. До того, как оказаться лицом вниз с вывернутыми руками, Кирпичников успел разглядеть перепуганные физиономии заговорщиков и шифровальную машинку на столе, вокруг которой все они собрались, чтобы сочинить отчет своему гнусному начальнику. Потом, когда заткнули рот, связали, надавали тумаков и усадили на конструктивистский складной стул, Краслен смог рассмотреть обстановку семячейки: встроенный шкаф, раздвижная кровать, откидная столешница, люлька-трансформер, в которой спокойно сопел сын Маратыча. Мать была на дежурстве на заводе и, наверно, не догадывалась, кто был тем вредителем, кого она ловила.

— Ы-ы-ы! — сказал Кирпичников. — Он имел в виду «мерзавцы». Кляп не давал говорить. Да и что тут особенно скажешь? Остыв, Краслен понял, что сделал огромную глупость, открыв заговорщикам, что раскусил их.

Прислужники буржуазии переглянулись.

— Прикончим? — спросил Революций.

Краслен замычал, забрыкался.

— Не надо, — сказал Аверьянов.

— Прикончим и кинем куда-нибудь! Скажем, вредитель убил! Вот тогда будет паника! — азартно предложил Спартак Маратыч.

— Нет… Опасно… Мистер не велел нам убивать.

— Да что ты трусишь?!

— Так! Отставить! Кто здесь главный?! Я сказал — не станем, значит, так и будет. Может, его видели, когда он шел сюда! Понятно вам?

— А может, арестуем? Объявим, что мы с Люськом нашли вредителя и это был Кирпичников?

Краслен сверкнул глазами.

Аверьянов сел на стул, взглянул насмешливо на связанного пленника и нагло сообщил ему:

— Не бойся, дорогой! Не арестуем. Будешь бегать на свободе, штамповать свои детали и помалкивать, ведь правда же? Зачем тебе шуметь? Чего добьешься? Станешь начзавкома обвинять во всяких гнусностях — ну кто тебе поверит? В лучшем случае объявят дурачком. Ведь ты согласен? А?

Краслен не шевельнулся.

— Вижу, что согласен. Мы договоримся, да, Красленушка? Маратыч, скажешь тоже — «арестуем»! Не-е-е-ет! Кирпичников же честный. Против нашего Красленушки улик нет. Он же не отсутствовал на собрании, не работал в текстильном цеху, не кокетничал со Светпутом, допустившим столь опасную небрежность! Он же не Бензина Веснина!

Краслен вздрогнул.

— Организуйте арест Весниной! — приказал Аверьянов. — Сейчас же.

Люсек и Маратыч ушли.

— Вот такие, Краслеша, дела. Я сейчас отвяжу тебя, будешь свободен как ветер. Без девки. Хотя есть возможность, что Веснину ты еще когда-нибудь увидишь. Если не будешь болтать. Уяснил? И запомни: Маратыч везде уши держит. Вякнешь — самому же хуже будет, назовут тебя сообщником. И девушке тогда…

Краслен сглотнул.

— …не поздоровится.

8

— Ну, привет, — ответил с удивлением завскладом. — Ты чего с утра пораньше?

— Я хотел спросить, — сказал Краслен. — Вот завод — наш, рабочий. А чьи махолеты? Они, получается, тоже рабочие?

— Ясное дело. А чьи же? Они коллектива.