С.С.С.М.

Набриолиненные клерки в белых воротничках и черных штиблетах шныряли туда-сюда, не обращая на бездомных ни малейшего внимания, верещали что-то насчет цен на керосин и курсов акций и, торопясь попасть в свою контору, набивались в вагоны, как соленые огурцы, укладываемые в банку честным красностранским пищепромом. Платформа была разделена специальным указателем на две половины: для белых и для черных. Вторая отличалась тем, что на ней не было скамеечек. Напротив каждой половины останавливались вагоны соответствующего класса.

Краслену очень хотелось из солидарности к угнетенным сесть в вагон для негров, но, помня о своем секретном задании, он решил не выделяться. Поезд промчал его через несколько одинаковых станций, разделенных темными туннелями, а потом неожиданно вывез на поверхность и стал поднимать все выше, и выше, и выше, взбираясь по мосту, перекинутому над проезжей частью. Краслен с любопытством смотрел из окна вниз: там стояли, не будучи в силах проехать сквозь пробку, ряды архаичных смешных студебеккеров и бьюиков последней модели. Это ехали на работу финансовые и промышленные заправилы, хозяева ипритовых заводов и радиостанций, день и ночь пугавших обывателей «ужасным коммунизмом», бывшие и будущие министры, обладатели воды, земли и электроэнергии, шиншиллистых жен и разбриллиантенных любовниц. Среди железных коней затесалась допотопная телега какого-то фермера. Даже с высоты было видно, как его лошадь то и дело шарахается от автомобильных гудков.

Поезд тем временем продолжал взбираться наверх. Через несколько минут Краслен с удивлением обнаружил, что он уже на высоте пятидесятиэтажного небоскреба. Здесь, на специально оборудованной площадке, располагалась станция. «Стоун и компании билдинг», — объявили по громкой связи, и сотня клерков высыпала из поезда, чтобы разойтись по своим конторам и скорей начать работать на папашу Стоуна.

Дальше поезд понесся по мосту, опорами которому служили два небоскреба. Равнодушные ангеликанцы распределились по вагону, где стало значительно свободнее, достали свои сандвичи и начали жевать их. Любопытный до всего Краслен продолжал таращиться в окно. Теперь внизу оказалась уже не проезжая часть, а другая ветка метрополитена, проходившая тридцатью этажами ниже; земли не было видно вовсе. Перед глазами то и дело мелькали пестрые рекламы, покрывавшие стены небоскребов. Черные мойщики бесстрашно висели возле окон верхних этажей. Черные верхолазы монтировали на крыше электрическую вывеску. Черный рабочий жевал бутерброд, сидя на стреле крана и болтая ногами в грубых хлопковых штанах цвета индиго.

Неожиданно Краслен отпрянул от окна. Небольшой двухмоторный самолетик несся, казалось, прямо на поезд, но неожиданно спикировал и пролетел ниже, точно между двумя воздушными линиями метро.

— Похоже, вы не здешний, раз так испугались, мистер! — весело заметил пассажир, сидевший рядом.

— Я турист.

— Вам нечего бояться! Воздушное движение довольно плотное, особенно по утрам, но к этому быстро привыкаешь. Здесь совершенно безопасно.

— А самолет не врежется в небоскреб? — спросил Краслен, отмечая про себя, что, хотя он и привык к высоким зданиям и полетам, здесь все как-то уж слишком.

— Нет, такого быть не может, — отвечал ему попутчик. — Это же Ангелика!

Десять часов Краслен просидел в гостинице. Посмотреть на незнакомый город, конечно, хотелось, но это могло нарушить конспирацию, так что от прогулки Кирпичников решил воздержаться. Из номера он вышел только раз, чтобы перекусить. В гостиничном кафе не было ничего, кроме яиц с ветчиной, апельсинового сока и кофе: видимо, хозяин заботился о том, чтобы клиенты не мучились проблемой выбора. Покупать еду за деньги казалось смешным и нелепым, но Краслен изо всех сил делал вид, что для него это самое привычное дело.

Портфель для Джонсона стоял возле кровати и заставлял без конца думать о себе. Сидя в уборной или отлучившись покушать, Краслен без конца воображал себе злоумышленников, которые похищают его драгоценный груз, лишая тем самым ангеликанских пролетариев возможности устроить революцию. Когда же Кирпичников был в номере, портфель тоже не давал ему покоя. Хотелось узнать, что внутри. Несколько раз Краслен почти решался его открыть, но в последний момент политическая сознательность брала верх, и он не осмеливался нарушить указание товарища Буерова.

Наконец настал момент, когда следовало взять портфель в руки и отправиться с ним на задание. Краслен вышел пораньше, чтобы было время отыскать «Черную кошку», но та нашлась неожиданно быстро, так что он оказался в заведении на полчаса раньше, чем нужно.

Над входом в кабаре помещалась круглая электрическая реклама, часть лампочек на которой горела красным светом, а остальные, незажженные, создавали силуэт кошки, которая то стояла смирно, то, выгибая спину, потягивалась. Под вывеской сидел мальчишка, назвавший Кирпичникова «сэром» и предложивший почистить ему ботинки. Поодаль нищая старуха рылась в мусорном контейнере. «Неграм вход воспрещен», — гласила маленькая вывеска на двери кабаре. Краслен вошел.