С.С.С.М.

Последняя лавка Госспирта закрылась в Краснострании десять лет назад, поэтому запах, стоявший в заведении, чуть не свалил непьющего Кирпичникова с ног. Посетители курили, не переставая, так что сцена, на которой изгалялся юморист, проступала из тумана, как волшебное видение. Буфетчик (или как он там называется в Ангелике?), устроившись за своей стойкой, зевал во весь рот и тряс какую-то штуковину. Напротив него сидели несколько пьяных мистеров в одинаковых полосатых костюмах и идентичных черных шляпах. Запыхавшиеся официанты бегали между столиками, гремя посудой. Основную часть публики составляли мужчины, но имелось и несколько дам: они вертели жемчужные нити в тонких пальцах с очень длинными бордовыми ногтями, без конца роняли с плеч горжетки или лямочки коротких светлых платьев и нетрезво похихикивали. На голове одной дамы была эгретка с огромным пером. Краслен пригляделся и заметил, что эта совсем юная особа моложе своего щекопузого спутника лет на пятьдесят.

Кирпичников устроился за столиком, взял чашку кофе и стал ждать человека в соломенной шляпе. После юмориста, которого никто не слушал, на сцену вывели дрессированных пуделей, наряженных в фашистские мундиры (как у брюннов) и кожанки с кумачовыми платками (как у красностранцев). Собаки ходили на задних лапах под руководством грудастой девицы в матросском костюмчике, явно размера на два меньше нужного. Потом они немного потявкали друг на друга, вызвав бурные аплодисменты буржуазной публики.

За собачками появилась певица с кучей перьев на голове и длинным, тоже перьевым хвостом, который волочился вслед за ней. «У меня есть одна штучка, одна маленькая такая штучка, — пела артистка, расхаживая взад-вперед и подметая сцену грустными останками невинно убиенных птичек. — Но о ней знает только Джимми, один только мой Джимми… И может быть, еще парочка человек».

Около половины зала с упоением вслушивалась в эту белиберду, остальные равнодушно продолжали есть и пить. На часах было девять. Краслен изучал посетителей, но никого напоминающего Джонсона не видел.

Артистка закончила петь про свою штучку, отстегнула хвост и запрыгала по сцене, весело распевая: «Он видел меня голой, совершенно голой! Ах, какой конфуз! Он видел меня голой, как же так могло получиться?!» Несколько мистеров с красными лицами стали притопывать в такт. Перья на голове певицы сильно раскачивались, и Краслен ждал, не свалятся ли они. Джонсона по-прежнему не было. Краслен был взволнован с самого утра, но только сейчас это волнение стало по-настоящему неприятным.

На сцену между тем высыпало сразу несколько артисток. К их пению Краслен не прислушивался. «А что, если Джонсон убит? — думал он. — Или снова в тюрьме?» В таком случае за ангеликанский пролетариат было, конечно, обидно, но в первую очередь Кирпичникова беспокоило, что ему делать дальше и как выбираться из этой отвратительной страны. Кофе совершенно остыл. В 9:15, артистки повалились на сцену и задрали ноги, представив вниманию публики длинный ряд поп. В ответ раздались бурные аплодисменты, переходящие в овации.

Девица, вышедшая на сцену в полдесятого, уже не пела ничего. Она только пританцовывала и снимала с себя одежду. Когда упал бюстгальтер, в зале воцарилась тишина — такая важная, взволнованная, трепетная, что Кирпичникову поневоле вспомнился Мавзолей. Глаза мистеров заблестели и впились в артистку. Дамы зарумянились и тоже с интересом наблюдали раздевание, покусывая губы.

«Чего это они так разволновались? — подумал Краслен. — Женщину, что ли, не видели?» Потом он вспомнил лекцию о буржуазной стыдливости, прочитанную в их заводском клубе год назад. «Ах да, у них же принято стесняться! И купаются в костюмах! Вот умора!» Освободившиеся от капиталистических предрассудков пролетарии купались и принимали воздушные ванны исключительно нагишом, поэтому Краслена, разглядевшего подробно и давно всех заводчанок, зрелище артистки, прикрывающей кроличьей шкуркой отсутствие лифчика, совершенно не впечатлило. Но все-таки, чтобы не выдать своего пролетарского происхождение, он тоже потаращился на голую девицу и немного попыхтел.

Больше никаких оригинальных номеров кабаре в тот день не представило: следом за первой раздевшейся девицей последовали еще несколько, проделавших то же самое. Публика следила за действом безотрывно. Краслен без особой надежды ждал Джонсона. В десять его так и не было. Как и в одиннадцать.

На следующее утро Краслен, проснувшись в гостинице, подсчитал остатки денег, выданных Буеровым. Выходило не больше чем еще на одну ночевку здесь, в «Мэйфэйре». Значит, сегодня он просто обязан найти либо Джонсона, либо кого-то другого, кто дал бы билеты обратно, а завтра — отправиться в путь…

Краслен попытался уверить себя в том, что, возможно, Джонсон перепутал дату и придет как раз сегодня. В любом случае иных идей, кроме как ждать человека в соломенной шляпе опять в тот же час в том же месте, у Кирпичникова не было. На этот раз он решил оставить портфель в номере: Буеров советовал не трепать лишний раз секретный объект.