С/с. Том 19

— Он же всегда был таким тихоней. Правда, учился игре на гитаре. У него хороший голос. Но стал бы он петь для кого-то? Нет, черт возьми. Стесняется. Он любит одиночество, ходит по горам, ездит верхом, плавает. С виду не скажешь, что он очень сильный, но это так. Его излюбленное занятие — чтение, слушает записи классической музыки. И вдрут неожиданно стал играть на сцене. У Виттингтона, слышали про такого?

— Вы с ним катались на лодке на пасхальной неделе. С ним, с его отцом и доктором де Калбом.

— Верно. Это лодка моих родителей. Вот тогда-то я и видел Питера последний раз… Хотя нет, потом встречал его в городе с Виттингтоном. Всегда с ним. Господи!

Он надписал имя и адрес на желтом фирменном конверте, положил в него бутылочку с пилюлями и сунул под стойку.

— Такое несчастье с его отцом. Я был искренне огорчен.

— После того вы его тоже не видели?

Мальчик выпрямился, повернул голову, наблюдая за Дэйвом краешком глаза.

— Я же сказал…

— Я слышал, что вы сказали. Но Джон Оутс жил на морфии, а морфий отпускается по рецептам.

— У него не было никаких рецептов. Здесь он покупал крем для бритья и зубную пасту.

— Я говорю не о том, что он покушал. Он вам нравился. Он был отцом вашего лучшего друга. Давали ли вы ему то, в чем он нуждался?

Мальчик ударил кулаком по стойке.

— Теперь это уже его не обидит, — сказал он, — и не повредит никому. Нет, я не дал ему то, что он просил. Я нашел его здесь однажды утром, когда открывал аптеку. Он рылся в темноте вон там…

Парень кивнул головой.

— Он был совсем болен, лицо у него было все в поту. Да, он хотел украсть наркотики, забрался тайком в помещение, но не сумел ничего найти. Тогда он стал умолять меня дать ему хотя бы одну ампулу. Господи, какой это был кошмар!

— Вы не сообщили об этом никому?

— Он же был отцом Питера, хорошим человеком, замечательным человеком. Разве я мог с ним так поступить? А что бы вы сделали на моем месте?

— А что сделали вы?

— Предложил ему позвонить его доктору де Калбу. Но он мне не разрешил. Его доводы показались мне бессмысленными, впрочем, это и не были доводы. Он был напуган, смущен, чувствовал себя виноватым. Кончилось это тем, что я отвез его домой. Очень мило с моей стороны, не так ли?

Последняя фраза была произнесена с издевкой.

— Зачем мучить себя угрызениями совести? Вы поступили правильно.

— Я в этом не уверен. Может, он и умер-то потому, что я отказался ему помочь в трудную минуту.

— Кто-то помогал ему, если это слово вам кажется здесь уместным. Так что не переживайте напрасно.

— Я не мог дать ему этот проклятый наркотик! Меня бы уличили, выяснили бы, откуда он получил морфий. А я изо всех сил стараюсь стать фармакологом, а потом выучиться на врача. Если бы меня поймали, можно было бы поставить крест на моем будущем. В тот момент я мог думать только о себе.

Он вымученно улыбнулся.

— Это делает меня несимпатичной личностью, верно?

— Вы рассказали Питеру про этот случай?

— Господи, нет! Как бы я рассказал ему такое?

— И вы не знаете, куда он уехал?

— Иногда, когда ему становилось невмоготу — он ведь не ладил со своей матерью — он брал спальный мешок и уходил на несколько дней в горы. Какое несчастье, что утонул его отец. Питер его очень любил.

— Так все говорят, — сказал Дэйв.

Он вылез из машины и невольно поежился от пронзительного холодного ветра, поднял воротник и, наклонившись, пошел по песку к розовому домику. Дверь гаража не была спущена вниз, развалюха-машина стояла на прежнем месте, белея в темном проеме. Дэйв поднялся на высокое крыльцо и нащупал кнопку звонка. Его звон показался ему слишком громким.

Никто не спешил открывать дверь. Он толкнул ее рукой. Открыто.

Дэйв посмотрел на стрелки часов: 9.50 вечера. Двенадцать часов прошло с тех пор, как он впервые появился в этом доме. Может, она устала от уборки и рано легла спать?

Он снова нажал на кнопку: звонок расколол тишину. И тут он услышал шаги внизу. Под грохот вечернего прибоя ее голос показался ему тонким и слабым.

— Питер? Это ты?

Она быстро взбежала наверх по ступенькам.

— Извините, что снова вас разочаровываю.

Она остановилась. Снизу к нему протянулся лучик света, слабый, но она все же смогла рассмотреть того, кто стоял у входа.

— Ох, это мистер Брендстеттер.

Эйприл была разочарована. Свет фонарика погас, но она не стала подниматься. Подождав с секунду, он спустился вниз. На ней был надет мужской жакет, слишком большой для нее, рукава неуклюже завернуты. Джона? Она отвернула в сторону голову, по ее голосу можно было понять, что она плачет.

— Я гуляла по берегу, когда увидела огни ваших фар. Я подумала, что на этот раз это Питер.

— Я его еще не нашел. К вам больше никто не приходил?

Она печально покачала головой, спустилась вниз и отошла.

— Нет. И когда Джон был здесь, мы были этому рады. Теперь все стало иначе.

Он прошел вместе с ней по мягкому песчаному склону до черного края о чем-то шепчущего залива. Ветер не унимался. Окна домов, приютившихся на самой вогнутой части берега, поблескивали желтыми огнями, огни плясали в неровной воде. Тени некоторых лодок скользили сквозь дорожки света.

Дэйв сказал: