Мой водитель гнал по этому серпантину, как будто это было нечто совершенно прямое и ровное, вроде взлетно-посадочной полосы. Конечно, он включил все огни и непрерывно сигналил, но были моменты, когда я прощался с жизнью. Счастье, что рейсовые автобусы уже не ходили, а то наверняка бы в какой-нибудь из них врезались.
Ближе к Неаполю пошла уже нормальная автострада, и я несколько расслабился. Встречных машин почти не было, и мы с ревом неслись по бетонке, делая восемьдесят пять миль в час.
Пригородов Неаполя мы достигли в пять минут одиннадцатого. Тут-то и начался самый страх, ибо движение в Неаполе всегда оживленное, в любое время суток. А мой безумный и необузданный «водила», казалось, был совершенно равнодушен как к жизни отдельно взятого человека, так и к судьбе его конечностей.
Он рассек транспортный поток, как горячий нож кусок масла. Его безудержный напор и грубость были таковы, что заставили удивиться всех остальных итальянских водителей. Итальянский водитель, вообще-то, даже и не подумает вот так запросто уступить дорогу, но тут они расступались как миленькие. И к вокзалу мы мчались, подобно комете, хвост которой состоял из визга тормозов, жуткого скрипа истязаемых покрышек, скрежета, рева клаксонов и яростных проклятий.
Я только удивлялся — почему полиция никак не реагирует. Наверное, потому, что наше такси исчезало из виду раньше, чем регулировщик успевал поднести свисток ко рту.
У вокзала мы появились в 23.05. Водитель напоследок ударил по тормозам, машина взбрыкнула и замерла. Наступила тишина.
Шофер с широкой ухмылкой обернулся ко мне.
Шляпу свою я надвинул почти на самые глаза, в кабине было темно. Я знал, что он не узнает меня.
— Ну как, синьор? — спросил он, очень довольный собой.
— Кошмар! — выдохнул я и впихнул в его ладонь пригоршню мятых тысячелировых банкнотов. — Хорошая работа, спасибо!
Я схватил чемодан и припустил к зданию вокзала. Купил билет и бросился к платформе, где стоял поезд.
Через четыре минуты в полном одиночестве в грязном вагоне третьего класса я наблюдал исчезающие вдали огни Неаполя.
Я ехал в Рим!
Когда Джина увидела меня на пороге конторы, она широко раскрыла глаза и воскликнула:
— Эд? Вот это да!
— Доброе утро, Джина.
Я закрыл дверь, подошел к ее столу и присел на край. Отрадно было снова оказаться в знакомой обстановке. Чистый и аккуратный кабинет внушал мне чувство безопасности и уверенности. Я провел шесть ужаснейших часов у себя в квартире. Сидеть совершенно одному и думать о смерти Элен.
Джина взволнованно спросила:
— Так что же случилось?
Мне страшно хотелось пожаловаться ей, как у меня все плохо, но я и думать об этом не смел и поэтому пробормотал, что у меня все хорошо.
— Я позвонил в одно агентство, где мне сказали, что я вряд ли отыщу на такой срок помещение в Венеции, и что об этом нужно было думать заранее. Ну и тогда я решил — черт с ней, с Венецией, и что неплохо будет, если я воспользуюсь свободным временем и сдвину наконец с мертвой точки мой роман. Сел и до того увлекся, что проработал до трех часов ночи.
— Но ведь вы в отпуске!
Джина смотрела на меня одновременно с любопытством и недоверием. Было видно, что она верит мне лишь наполовину.
— А если вы не поедете в Венецию, то тогда куда же?
— Не терзайте меня.
Мне было трудно выдержать шутливый тон, и я уже жалел, что пришел к Джине так скоро после смерти Элен. Я давно заметил, что Джина наделена так называемым шестым чувством, позволявшим ей досконально знать, что творится в моей голове. Вот и сейчас было видно — она догадывается, что у меня что-то неладно.
— Я решил, что мог бы податься в Монако. Но мой паспорт, наверное, находится здесь, у себя я не мог его отыскать.
В это время дверь отворилась, и вошел Максвелл. Он остановился на пороге и довольно неласково посмотрел на меня.
— Вот как! Привет… Что, тянет в контору? Полагаешь, я здесь не справлюсь без тебя?
Я был не в том настроении, когда можно было бы благодушно терпеть его сарказм.
— Ты не был бы здесь, если бы я так считал, — сказал я суховато. — Я приехал за своим паспортом. Пытался забронировать комнату в Венеции, но все отели переполнены.
Он немного отошёл, но я видел, что мой приход его нервирует.
— А заранее об этом подумать нельзя было? Что же ты делал вчера?
— Работал над своим романом, — ответил я, небрежно закуривая.
Лицо у него сразу окаменело.
— Что за чушь? Не станешь же ты утверждать, что принялся за сочинительство?
— Все журналисты рано или поздно принимаются за это. Я рассчитываю сколотить на книге состояние. Советую и тебе об этом подумать. Я не боюсь конкуренции.
— Свободное время я могу провести и поинтересней. Ну ладно, меня ждет работа. Ты взял свой паспорт?
— Иначе говоря, я тебе мешаю, и ты вежливо предлагаешь мне убраться?
— Мне нужно надиктовать несколько писем.
Джина подошла к столу и достала из ящика мой паспорт, Максвелл ушел в свой кабинет, предупредив на пороге:
— Через пять минут мисс Валетти мне нужна. Пока, Эд.
— Пока!
Когда он закрыл за собой дверь, Джина озабоченно посмотрела на меня. Я подмигнул ей.
— Я убегаю. Позвоню, как только найду отель.