S-T-I-K-S. Игры на выживание

– Младший сержант Егор Журавлев, отдельный саперный батальон второго стрелкового корпуса пятидесятой армии Брянского фронта – Господи, что он несет – Участвовал в обороне на Брянском направлении. Потерял руку. Был эвакуирован в тыл по ранению. Санитарный поезд на пути следования был полностью уничтожен бомбардировкой немецкой авиации. Немцы применили неизвестное химическое оружие. Отравился, чудом выжил. Больше выживших с поезда не обнаружил. С тех пор пробираюсь к своим.

Вроде складно выдал, не похоже, что прокололся с годом или названием части. Командирский состав многозначительно переглянулся между собой. Ага, они тут наверняка насчет кисляка голову ломают. Пусть еще подергаются, глядишь, его в покое оставят.

– Складно чешешь, сержант. Документы-то есть при себе?

– Никак нет, товарищ старшина. В поезде после ампутации лежал под морфием, очнулся уже под бомбежкой. Сидор свой не обнаружил. Выбрался из вагона в одном исподнем. Надышался химией, голова не на месте была. Одеждой и оружием разжился уже после, нашел подорвавшийся на миненемецкий патруль, там же обнаружил мертвого полицая. Вещи их.

Тут в разговор вмешался красномордый, раскормленный мордоворот в фуражке с васильковым околышем. Дикарю он не понравился с первого взгляда, чистенький, сапоги хромом сияют, словно только из кабинета, рожа заплыла, взгляд колючий и смотрит недобро. Пухлой рукой рукоятку маузера, торчавшую из деревянной кобуры, оглаживает, словно примеряется, как бы половчей его пристрелить. Типичный «молчи-молчи», особист. Он таких типов и в своем времени навидался. Не зря насчет него разведчик предупреждал. Опасный тип. А сейчас, судя по нездоровому блеску глаз, смотревших на него в упор из под набрякших век, по особисту, видать, еще и перезагрузка крепко ударила. Адекватности от такой личности ждать не приходится.

– Да что там с ним разговаривать? Диверсант, с первого взгляда видно. К стенке паскуду, да и все разговоры. У нас новая атака на носу, некогда тут с ним цацкаться.

Ротный командир хмуро глянул ретивого НКВДшника и осадил его низким голосом, с нехорошей, и слишком хорошо знакомой Дикарю хрипотцой.

– Остыньте, товарищ Нахрапин. Вам волю дай, так вы каждого окруженца под расстрельную статью подводить начнете. Посмотри на бойца – какой из больного да однорукого диверсант? То, что попал боец под раздачу, его вины нет, если не брешет, конечно. Но с этим потом уже разбираться будем. Нам бы сейчас о другом волноваться надо. Если противник не стесняется применять химическое оружие, а мы уже с вами видели, что он не стесняется, как думаете, что нас ждет в ближайшем будущем?

– Меня, товарищ Зотов, Родина направила защищать ее рубежи от разложенцев и предателей. И я это делать буду до последнего вздоха. Нюх у меня на вранье, и сейчас носом чую – вред этот субчик. Давай его ко мне в блиндаж, через час он нам все ставки, явки, пароли и приказы выложит.

Особист снова упер в Дикаря многообещающий взгляд, приправленный гаденькой ухмылочкой. Так, дело принимает скверный оборот. У него не было ни малейшего желания отправляться на прогулку с этим начинавшим отъезжать в мир вечной охоты будущим пустышом. Добром для него это явно не кончится.

– Говорю же, остынь Семен Иваныч. У нас тут прорыв на носу, чертовщина какая-то твориться, а ты все заговоры вскрыть пытаешься.

Договорить ему не дал очень характерный свист в воздухе. Все стоявшие вокруг, как один, попадали на землю. Дикарь, подстегнутый социальным инстинктом, тоже рухнул, где стоял. Рвануло неподалеку, противно просвистели в воздухе осколки, на голову посыпалась земля. Следом заныли новые мины. Немцы начали вторую атаку.

– Всем бойцам по местам, занять позиции. Ни шагу назад, товарищи, вы знаете что делать! – капитан забрал из рук ординарца ППШ и, согнувшись в три погибели, отполз к стрелковой ячейке. Следом за ним бойцы начали рассредоточение по своим местам. Дикаря за рукав дернул давешний разведчик – Антип Петрович.

– Так, паря, стрелять тебя пока, кажись, никто не собирается. Давай с нами, при мне побудешь. После боя посмотрим, что командиры насчет тебя решат.

Похоже, расстрел на месте откладывается на неопределенный период. Осталось только выжить в новой атаке гитлеровцев и пережить атаку мутантов. То, что они обязательно заявятся на грохот канонады, Дикарь не усомнился ни на миг.

Глава 10. Два солдата

Люди редко задумываются о собственной смерти. Не абстрактно, «вот когда-нибудь я могу умереть, когда буду старым и немощным, лежа в собственной постели», а вполне конкретно «я что, умру прямо сейчас!?». Дикарь относился к большинству и к мыслям о смерти практически никогда не обращался. И уж тем более ему не доводилось бывать под минометным обстрелом. Улей предоставил ему две этих замечательных возможности одновременно.