— В смысле метку ставили? Вряд ли, кому я был нужен. Хотя да, глупость сморозил, нужен.
— Я не о метке. Разряд статики, такое со всеми случается часто или редко. Не могу сказать, что это приятно, но это нельзя назвать проблемой.
Карат напрягся:
— Получается, если метка стоит на Диане, Бирон может ее найти?
— Не все так просто, даже в самом серьезном случае метка не может работать неделю. Обычный срок ее существования — сутки, очень редко — пара суток, причем хорошо она работает только в первые десять-пятнадцать часов. Дальше точность снижается, и надо находиться к ней близко, иначе рискуешь не заметить. Люди из Полиса метку потеряли, их группы кружили вокруг района, на который в последний раз указывал их специалист, и на тебя они наткнулись случайно.
— А зачем ставить метку именно на Диану? Получается, она им нужнее?
— Я не знаю всех тонкостей ваших взаимоотношений, но можно предположить, что девочку ты от себя не отпустишь, а сама она по-детски наивна и не настолько опытна, чтобы заподозрить что-то неладное в момент постановки метки. В Улье женщина — ценное имущество, его по дороге не бросают, так что нет разницы — на тебе стоит метка, или на ней.
— Диану трудно назвать женщиной.
— Здесь не принято паспортный возраст спрашивать, к тому же у многих снижаются возрастные предпочтения, это психологический момент, по всему Улью проявляется.
— Я в курсе.
— Они видели, что девочка всегда с тобой, что им еще было думать? Что ты ее таскаешь, потому что не знаешь, где оставить? Люди глупы, а глупцы всегда тяготеют к простейшим объяснениям.
— А вы на кого метку поставили?
Пастор усмехнулся:
— Ты чужак, а у нас свои методы поисков, мы ими с посторонними не делимся. Но на будущее усвой, что если хочешь спрятаться по-настоящему, уходи как можно дальше и быстрее. Так далеко, чтобы о тебе там даже слухи не ходили, чтобы люди в тех краях ничего не знали о местах, откуда ты пришел. И тогда, может быть, действительно потеряешься, хотя бы на месяц или два. А то, чем ты здесь занимался в последнее время — несерьезно.
Череп остановился, при этом цокнув, будто белка. Все понятно, сейчас Карат увидит то, что видел перед этим уже не раз.
Но только от сектантов, другие ничего подобного не устраивали.
Гномик, перехватив поудобнее автомат, присел над характерным местом — линией, ровно разделяющей зоны с различающейся растительностью. С одной стороны траве явно поменьше воды доставалось, пожухла, несмотря на хлеставший вчера дождь, а по другую зеленеет вовсю.
Граница кластеров — обычное дело. Но почему-то сектантов такие места напрягали.
И если бы только напрягали, они еще и чудят на них по странному.
Гномик, оставаясь на этой стороне от линии, коснулся пальцами земли на другом кластере и монотонно, будто читает заученный неинтересный текст, пробубнил:
— Энэмцэ пятый стандарт, до двойки уже не достает, не корректировался лет пятнадцать, до переключения остается недели три, ни вибрацию, ни биения не вижу, без ломаных искажений, по трем крайним вообще ровно.
Пастор, достав карту, поводил по ней пальцем, затем что-то обвел карандашом и кивнул:
— Все верно, сохранил. Под обновление уже прилично накопилось, слишком редко здесь бываем, пора бы поправить.
Подобные диалоги Карат выслушивал на каждой границе и ни малейшего смысла в них пока что не уловил. Что-то, понятное лишь сектантам, причем ни капли не похоже на религиозные разговоры, общаются будто заурядные техники, проверяющие, допустим, целостность телефонной линии.
На каждый новый кластер его странные спутники ступали будто на минное поле. Гномик всегда там что-то щупал и нес однотипную белиберду, Пастор с умным видом ставил отметки на карте, иногда говорил, что все верно, иногда хмурился и упоминал какие-то отклонения. Карату вообще ничего не понятно, и объяснять ему никто ничего не торопится.
Но лица сектантов, когда они слышали про эти самые отклонения, кое-что говорили без слов.
Эли люди, равнодушно проходившие в сотнях метров от стай опаснейших зараженных даже не покосившись в их сторону, все же способны испытывать страх.
Они боятся того, о чем Карат понятия не имеет, и это ни капли не походило на религиозные дела.
Килдинги опасаются чего-то вполне конкретного, определенного, реального, а не каких-нибудь демонов из ада или божьего наказания.
Арбалет звонко щелкнул, выпустив тяжелый болт с такой силой, что Череп дернулся от серьезной отдачи. Лотерейщик, до этого момента самозабвенно обгрызавший дурно выглядевшие кости, разбросанные по асфальту четырехполосного шоссе, поперхнулся "лакомством", резво вскочил, но тут же шумно завалился, как кувалдой стукнутый, засучив ногами в агонии.