S-T-I-K-S. Товарищ Резак

Пока Корж выздоравливал, я принял участие в боевых действиях. Стронги активно использовали собак по тем же причинам. Слух, нюх и ночное зрение у собаки не в пример лучше человеческого. Я вошёл в состав отряда, задачей которого было обнаружение муров, подбирающихся к нашей базе. Место нашего стаба было очень удобное. Совсем рядом была некая чернота, вблизи которой не летали беспилотники, и артиллерию для удара по нам тоже применять было бесполезно по тем же причинам. Вместо фугасов к нам на стаб падали безвредные болванки, или снаряды взрывались ещё в воздухе. Если муры хотели нам подгадить, то им надо было подбираться практически под самые стены, на дистанцию прямого выстрела из гранатомёта.

Я и парни моего отряда мочили муров и их хозяев внешников. Кто такие внешники, я так и не понял, для всех это было и так очевидно, а вот собаке по-прежнему так никто и не объяснил – хотя если я подходил к пулемёту и имел неосторожность его понюхать, то получал целую лекцию об оружии и демонстрацию неполной разборки. Золотое правило, что нужно рассказывать мне всё, на что я обратил внимание, действовало безукоризненно – кроме объяснения, кто же такие внешники, и почему от них столько проблем. Спросить у моего коллеги, встреченного в лесу, или у пантеры – я не догадался.

В один из рейдов я почувствовал странных людей. Специально я это не продумывал, просто, когда чувствовал муров, то формально рычал и становился в дурацкую стойку с поджатой лапой. Люди почему-то думают, что именно так собака должна стоять, когда чувствует добычу. Была какая-то старая картина из учебника по литературе, с изображением такой собаки и охотника. На самом деле так стоять очень тяжело, и обычную собаку, скорее всего, заставить так поджимать ногу не получится. Автор изображения, как по мне, имел слабое представление о собачьей анатомии.

Впервые почувствовав внешников, я так удивился, что, начав по привычке рычать, сменил тембр рыка, а затем и вовсе перешёл на писк. Я не знал, что это именно они, просто эти приближавшиеся были несколько другие. Оказывается, за мной следили больше, чем я мог подумать. Ребята как-то подобрались и отправили разведку, которая и доложила, что я обнаружил аж целую колонну внешников. Тогда, имея в отряде всего пять человек и одну квазисобаку, мы потихоньку слиняли, сообщив куда следует.

Я ничего не стал менять. Если приближались только муры, то рычал обычно, поворачиваясь в сторону и становясь в стойку. Для внешников я сохранил рык, переходящий в писк с различными вариациями. Приближение заражённых я обозначал коротким рыком, а если надо было пройти мимо нескольких групп тварей, то, помня, как тащил Коржа, я брал за рукав кого-нибудь из группы и делал несколько тянущих движений в нужную сторону.

Моё умение сенса росло как на дрожжах – впрочем, как и морда. Проплешины, на которых росли роговые пластины, увеличивались, а шерсть выпадала. Я изрядно прибавил в размере. Изменения происходили рывками. Можно было неделю не замечать, а потом за два дня поменяться до безобразия. Я как-то вернулся домой с пятидневного рейда, и Чарлик меня не узнал. Тупое животное спряталось за Мальвину, которая только ойкнула при виде моей красоты и прикрыла в ужасе рот ладошкой. Зато Корж был в восторге. Он ржал в голос на всю палату, сознавался соседям, что с самого детства хотел страшную служебную собачищу – а теперь при виде меня бультерьеры вместе с хозяевами гадиться будут. Перебинтованные товарищи по госпиталю согласно кивали и лыбились в предвкушении. Меня же больше всего в этой трансформации радовало удлинение пальцев. Они были по-прежнему пригодны для хождения, но стали иметь гораздо больше степеней свободы; а за счёт того, что они были натренированы держать моё тело, пальцы стали очень сильными.

Я втихаря пробовал пользоваться инструментами. Один раз использовал ножницы по металлу, просунув два пальцы в ушки. В бытность человека перекусить стальку в четыре миллиметра, используя указательный и средний палец, я точно бы не смог – а тут силы хватило на электрод-шестёрку и кусок медного кабеля квадратов в сорок. Очень много движений я перенял от пантеры, вспоминая, как она работала лапами, когда Коржа бинтовала.

Я был счастлив: научная деятельность, налаженный быт, друзья и регулярные пикники с оружием. Нам даже пару раз удалось поджечь бронетехнику неприятеля, и я сидел у пылающей машины, смотря на огонь, грея морду и с удовольствием вдыхая запах горелой резины и пылающего топлива.

А! Вот ещё что! Этому дала, и этому дала, и этому дала, этому – не помню, пьяная была, но, скорее, дала, чем не дала, а этому не дала, но ему, фу-у-у, ему никто не даёт. А вот этому тоже не помню, всех разве упомнишь? Нет, надо однозначно прекращать эту благотворительность.