С(т)он

Он пока еще сидел только на кофе, поэтому в руке у него была парящая кружка черного напитка. Он уютно разместился на кушетке, расположенной в спокойной зоне комнаты подготовки, прислонясь спиной к куску отполированного до блеска лунного грунта. Из активной зоны, как всегда, слышался легкий шум, напоминающий журчание ручейка, и смоделированный таким образом из гвалта, раздающегося в активной зоне, специальными шумоподавителями. В общем, его настрой был вполне умиротворенный, и он меланхолично листал фотоальбом на планшете. Иногда, останавливаясь на каком-то фото, с которым у него было связано особенно приятное воспоминание, добавлял снимок в спецальбом. Застав его врасплох, к нему на кушетку присела соперница. Он уже видел ее не раз: когда они встречались взглядом, то из вежливости кивали друг другу. От неожиданности Макс дернул рукой со стимулянтом, и несколько капель горячего напитка вылились ему на рейтузы. Он вскрикнул: «Ау!» И в то же мгновение промелькнула абсурдная мысль: «Блин, еще бы пару сантиметров правее, и моего друга пришлось бы совать в морозилку. Вот все бы поржали, глядя на это со стороны» – и представилась эта картина, заставившая его невольно усмехнулся.

– Прошу прощения! – сказала внезапная гостья. – Я нечаянно! Но судя по вашей реакции, вам понравилось.

Она немного недоуменно и одновременно растерянно смотрела на него. Внезапно у нее на губах заиграла игривая улыбка:

– Но если бы я знала, что вам это нравится, то я бы намеренно толкнула вас посильнее.

– Да, нет, это было просто боль… неожиданно вернее, – он невольно глянул на свои рейтузы: три черных капли были почти не видны на фоне черной материи.

Вдруг он понял, что незнакомка проследила за его взглядом и смотрит туда же, куда и он. Максим поспешил поднять голову: ему стало неловко от того, что ему препарируют взглядом промежность.

– А-а-а… – начал было он.

– Аамака, да, вы почти угадали, – ловко нашлась незнакомая-уже-знакомка, перебрасывая взгляд с промежности в глаза Максима, начинающего чувствовать себя неловко.

– Вы позволите? – и Аамака потянулась к кружке с божественным нектаром.

Не успев ничего ни сказать, ни сделать, Максим почувствовал, как ее пальцы коснулись его пальцев, держащих кружку. Максиму стало жарко, нет, вернее горячо – ну конечно, ее рука плотно прижала его пальцы к кружке. Она, не отпуская его руки, поднесла кружку к губам и сделала глоток. Жар нарастал. Максим взглянул в ее глаза: там, в глубине смешались яркий свет окружавших их ламп, черный кофе, испускающий волны и ряби бодрящего аромата, сам он с недоуменным лицом и что-то близко-далекое, и неуловимое, словно нити паутины, скрепляющие все это воедино. Все перетекало, трепыхалось, пульсировало в ее глазах.

– Пойдем ко мне, – впрыснули ему в ту древнюю часть мозга, из которой нет возврата, то ли ее шоколадные губы, то ли черные глаза.

Затем он оказался в ее опочивальне и помнил, как она отставила кружку, которую наш герой судорожно сжимал, на столик у входа. Он машинально взглянул на руку: там пылало красным обиженное неласковым обращением место. Аамака закрыв дверь его спиной, прижалась, словно тьма окутала его, и впилась горячим поцелуем ему в губы. Тут его и накрыл ее запах. Физическая оболочка жила своей жизнью: ловко и умело управляя собой и ее телом. А Максим парил в божественных нелунных ароматах темной красавицы, кутался в них, рвал в клочья, пытаясь постичь все нюансы, и тут же забывался отравленный их диковато-терпким послевкусием. А по стенам в синеватом отсвете приглушенного ночника скакали две тени, часто сливаясь в одно невообразимое чудовище. Сладкая истома стекала медовыми каплями, а нежно-звонкие стоны скакали как мячики для пинг-понга между потолком и полом.

***

Максим невольно глубоко втянул запах напичканной электроникой кабины шаттла, но ничего кроме стерильных ноток, разбавленных тошнотворными примесями очистителей, он не ощутил. Он почувствовал некую даже тоску по Аамаке.

– Наверняка, это был просто ее способ подготовки, – обратился он к безучастной голове робота-сопровожденца, но, как и следовало ожидать, в ответ получил лишь многозначительную тишину.

– Я этого никогда не узнаю, – сказал он своему отражению в иллюминаторе, и ему стало немного грустно. Да, он знал, что существует негласное табу на раскрытие секретов подготовки. У каждого он свой: этот секрет. У Макса это были погружения в приятные воспоминания, чтобы попытаться заглушить грядущий ужас кошмаров, у Аамаки – вероятно секс, у Хё… Макс невольно улыбнулся, этот мелкий житель модуля «Китай» все ходил, задирался и провоцировал всех на драку. И, естественно, получал, никогда правда ничего серьезного, так… фингалы, ушибы, пинки. Особенно ближе к седьмому дню, когда у многих нервы были уже ни к черту. Что было его фишкой? Боль? Сам процесс задирания? Кто его знает…

Шаттл стал набирать скорость, и Максим вновь смахнул веками-диафрагмами назойливую мошку-реальность, и в миллиардах остекленевших глаз-звезд увидел, как он лежит в капсуле.

***