С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы

Условившись в Дольнем Липнике[5] с генералом Гурко в том, что найдем его 21 сентября под Плевной на кургане, где помещалась (недели две тому назад) осадная батарея, я и князь Ц. поспешили в Систово, чтобы там запастись тулупами на зимнее время, лошадей же своих, верховых и вьючных, мы отправили вперед из Горного Студня в Порадим, с тем чтоб они дожидались там нашего возвращения из Систова. В Систово мы приехали 20 сентября и остановились у систовского губернатора Герова, через его посредство скоро нашли тулупы, но зато с отысканием лошадей для доставления нас под Плевну мы возились долго и весь день безуспешно: только к утру 21-го привели нам какой-то невозможный экипаж – род фургона, в котором возят кладь, но никак не пассажиров. Кучер оказался прогоревшим маркитантом, а фургон – экипажем для перевозки провизии: в фургоне этом не было ни окон, ни дверей и влезать в него приходилось через кучерское сиденье. С трудом мы проникли через единственное отверстие внутрь фургона; усевшийся затем кучер заслонил нам своей спиной дневной свет, и мы очутились словно в узкой, длинной и темной комнате. Правда, в фургоне было просторно, но когда эта махина задвигалась по мостовой Систова, и мы стали подскакивать вверх при малейшем толчке, то перспектива пятидесятиверстного пути в таком экипаже показалась мне плачевной. Выехали мы из Систова в 8 часов утра, пробираясь сквозь волны непроглядного тумана, за которым скрывались ближайшие предметы; сквозь просвет, образовавшийся впереди нас между спиной кучера и стенками фургона, мы видели только спины лошадей да белую пелену тумана, иногда неясную фигуру дерева или же фигуру болгарина верхом на осле. Было холодно, сыро и неуютно. Кн. Ц. в качестве казака отнесся с презрением к неудобствам экипажа и, едва мы выехали из города, растянулся и захрапел, несмотря на продолжавшиеся толчки и подбрасывания. Я никак не мог принудить себя заснуть и очень скучал, попробовал было вступить в беседу с кучером, но тот в качестве прогоревшего маркитанта был уже пьян с раннего утра и на мои вопросы понес такую чушь, что я более не беспокоил его никакими вопросами… Потянулся путь однообразный, скучный, с холма на холм. Обгоняли мы войска, артиллерийские парки, попадались нам навстречу казаки, стройными сотнями возвращавшиеся из-под Плевны в Зимницу на отдых и на ремонтировку. Встретили мы дорогой злополучного корреспондента «Дейли Ньюс» (Daily News) г. Мак-Геэна, ехавшего также из-под Плевны в Букурешт лечиться. Вообще всем корреспондентам как-то не везет в последнее время. Большинство из них заболели лихорадками с наступлением осеннего сырого времени, и они уехали кто в Букурешт лечиться, а кто назад на родину. Форбск, другой корреспондент «Дейли Ньюс», также болен в Букуреште. Бойля, корреспондента «Стандард» (Standard), официально выслали из Главной квартиры за границу Румынии в сопровождении румынского жандарма за то, что он, обязавшись честным словом не печатать никаких сведений, касающихся расположения наших войск, поместил тем не менее в «Стандард» (от 24 августа) подробное описание русских позиций под Плевной с указанием слабых сторон этих позиций. Многие из иностранных корреспондентов возвратились на родину. Также человек до пяти русских корреспондентов покинули лагерь. Словом, стан корреспондентов значительно поредел.

Часов около двух дня мы дотащились до Булгарени и накормили лошадей вблизи деревни. Тут наш кучер, прогоревший маркитант, встретился с другим маркитантом, настоящим и не прогоревшим. Между ними завязался разговор, причем настоящий маркитант убеждал нашего кучера уступить ему фургон и лошадей и вступить с ним в часть.

– Деньги лопатами загребай, – говорил он, – под Плевну привез я две бочки воды, сам платил за воду по полтора франка око (око – турецкая мера), а продавал по тринадцать франков, и вот теперь от души жалею, глуп был, совсем значит дурак! Мог бы двадцать франков брать: платили бы да благодарили. Знаешь Мосюкина? Что он? Месяца нет как под Плевну поехал; и товара-то у него было почти что ничего: чай, сахар, водка, и все тут! А позавчера жене шестьсот рублей послал, да пятьсот рублей золотыми у себя в сундуке отложил; пару волов купил еще; по три рубля штука. Какие волищи! У нас в Одессе сто рублей этакий вол стоит! Ну, по рукам, что ли?

Кучер наш, уставив в землю мутный взор, молча слушал эти соблазнительные речи, но, как видно, разочарование в прежнем ремесле пустило уже глубокие корни в его душе.

– Жиды, брат, – проговорил он наконец, – жиды совсем доканали! Чего уж тут соваться.

Затем, махнув рукой, он достал из фургона большую бутылку с водкой и опорожнил ее сразу до половины. Тут мне и князю Ц. невольно пришел в голову один и тот же вопрос: «Свалит он нас на каком-нибудь косогоре, или Бог пронесет благополучно?». Оказалось, что, благодаря только Богу, кучер наш не свалил нас нигде, и мы часов в 6 вечера приехали в Порадим, заблудившись у самого Порадима на дороге и часа два проплутав по каким-то полям и болотам.