С тех пор, как уснула моя красавица

Сал был одет в одну из своих последних моделей: свободные коричневые замшевые брюки и такую же короткую куртку с карманами на груди. Темно-зеленая отделка на манжетах и воротнике подчеркивала спортивность. Критики не слишком восхищались его последними двумя крупными коллекциями, но не переставая, нахваливали мужскую одежду Сала. Да, разумеется, настоящую победу в этой игре приносят сенсации именно в женской одежде. Но в конце концов не так уж важно, что они говорят или не говорят по поводу его работ, все равно они отзываются о нем, как о большом художнике, как о законодателе моды двадцатого века — создателе «Рифов Тихого океана».

* * *

Сал вспомнил тот день два месяца назад, когда Этель пришла к нему в офис, вспомнил ее нервный болтливый рот, привычку произносить слова скороговоркой, вслушиваться в которую было сущим наказанием.

— Это гениально, — изрекла она, указав на настенную роспись на тему «Рифов».

— Даже таким пронырам-журналистам, как ты, понятна истинная красота, — отбрил он ее, и они оба засмеялись.

— Давай отставим в сторону церемонии, принятые в римских дворцах, — начала она. — Вы, ребята, никак не хотите понять, что все эти липовые заявления о благородном происхождении уже не в моде. Это мир «Бургер Кинга». Человек из низов — вот что сейчас становится популярным. Я делаю тебе одолжение, что рассказываю людям о том, что ты выходец из Бронкса.

— Сейчас на 7-й Авеню людей из Бронкса больше, чем мусора под ковром. Мне нечего стесняться.

Сал смотрел, как гроб с телом Никки Сепетти сносят по ступеням собора. «Достаточно», — подумал он, потянувшись к выключателю, но как раз в это время вдова Никки схватила микрофон и заявила, что Никки не имеет никакого отношения к убийству Ренаты.

Какое-то время Сал сидел, не двигаясь. Он был уверен, что Майлс тоже смотрит передачу и, предполагая, как тот должен себя сейчас чувствовать, решил позвонить ему. У Сала отлегло от сердца, когда он услышал голос Майлса, который звучал совершенно обыденно: да, он видел этот номер в программе похорон.

— Он, как ребенок, надеялся, что ему поверят, — предположил Сал. — Это еще та парочка, просто им не хочется, чтобы внуки были в курсе, что портрет дедули красуется в папках уголовной полиции.

— Да, очевидно, так, — сказал Майлс. — Хотя сказать по правде, мне кажется, что признание на смертном одре для того, чтобы облегчить душу, больше в стиле Никки. — Какое-то время он помолчал. — Мне надо собираться. Скоро придет Нив, ей предстоит неприятная процедура: надо осмотреть одежду Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина.

— Я надеюсь, нет, — ответил Сал. — Нив ни к чему такая реклама. Скажи ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что в этой одежде людей находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию бизнеса.

* * *

В три часа Джек Кэмпбелл стоял у дверей квартиры 16-Б в Шваб-Хаус. Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель Симпсон и одела короткий красный с черным вязаный в резинку свитер и брюки. Серьги в виде масок трагедии и комедии, сделанные из оникса и граната, подчеркивали эффект наряда в стиле «Арлекин».

— Ее Величество шахматная доска, — сухо заметил Майлс, пожимая Джеку руку.

Нив пожала плечами.

— Майлс, знаешь что? Меня совсем не радует то, что нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель понравилось бы, что я пришла в новом костюме поговорить об одежде, в которой она умерла. Ты даже не можешь себе представить, какое удовольствие ей доставляли тряпки.

Гостиная была освещена последними лучами солнца. На этот раз синоптики попали в точку — над Гудзоном собирались тучи. Джек осмотрелся, замечая то, что не увидел вчера. Слева от камина висела прекрасная картина с изображением холмов Тосканы. Рядом — взятая в рамку фотография красивой темноволосой молодой женщины с двухлетней малышкой на руках. Он подумал, насколько, должно быть, тяжело потерять любимую женщину. Невозможно представить.

Он обратил внимание на выражение лиц у Нив и ее отца; сходство было настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться. Он понял, что все эти споры о моде являлись продолжением споров, начатых ранее, и разговор еще не закончен. Он отошел к окну, где на подоконнике лежала книга, очевидно, чтобы быстрее высохнуть на солнце.

Майлс сварил свежий кофе и разлил его в изящные фарфоровые чашечки.

— Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, — сказал он. — Твоя подруга Этель, которая тратила на свои экстравагантные туалеты огромные деньги, в данный момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь биркой на ноге.

— Так же, как мама? — спросила Нив, голос у нее стал низким и дрожал от негодования. Но она тут же бросилась к отцу на грудь: — О, Майлс, прости меня, я говорю совершенно недопустимые вещи.

Майлс застыл с чашкой кофе в руках.

— Да, — сказал он после долгой паузы. — Точно так, как лежала твоя мама. Мы оба говорим совершенно недопустимые вещи.

Он повернулся к Джеку.