С тех пор, как уснула моя красавица

Дуг почувствовал, что у него взмокли подмышки. Он беспокойно заерзал, пытаясь поудобнее усесться на деревянном стуле с высокой прямой спинкой. По ту сторону стола оба детектива внимательно наблюдали за ним: О'Брайен — с грубо вылепленным мясистым лицом и Гомес, темноволосый, с подбородком, как у бурундука. Ирландишка и латинос.

— Все, с меня хватит, — сказал Дуг.

Лицо О'Брайена стало жестким.

— Ну, тогда иди, прогуляйся, сынок. Только сначала будь любезен ответить еще на один вопрос. Ковер у стола твоей тети был заляпан кровью. Кто-то приложил немало усилий, чтобы ее отмыть. Дуг, перед тем, как перейти туда, где ты сейчас работаешь, ты, кажется, работал в «Сиэрс» в отделе чистящих средств для мебели и ковров, не так ли?

Дикий страх заставил Дуга подскочить. Он так оттолкнул стул, что тот перевернулся.

— Да идите вы!..

Эти слова вырвались у Дуга, когда он уже выскакивал из кабинета.

* * *

Денни рисковал, останавливая такси сразу, как Нив Керни впрыгнула в свою машину. Поэтому зная, какие болтливые таксисты, он как бы запыхавшись, крикнул: «Какой-то подонок спер мой велосипед. Давай дуй за этим такси. Если я не отдам письмо той девке, с меня снимут голову».

Шофер-вьетнамец равнодушно кивнул, круто развернулся на встречную полосу, ловко подрезал показавшийся автобус, проехал по Мэдисон Авеню и свернул налево на 58-ю улицу. Денни забился в угол и сидел, опустив голову так, чтобы его нельзя было разглядеть в зеркало заднего вида. Шофер обронил лишь единственную фразу:

— Придурки. Сопрут все, что можно кому-то толкнуть.

«У этого косоглазого классный английский», — вяло подумал Денни.

На перекрестке 7-й Авеню и 36-й улицы впереди идущее такси проскочило вперед на светофоре и они потеряли его из виду.

— Извиняюсь, — сказал шофер.

Денни наверняка знал, что Нив выйдет в следующем квартале или где-нибудь рядом. А сейчас ее такси, должно быть, еле тащится в потоке других машин.

— Ну, пусть увольняют. Я сделал все, что мог, — произнес он вслух, расплатился и не спеша вышел.

Боковым зрением он проследил, как его такси снова двинулось вдоль 7-й Авеню. В следующее мгновение Денни развернулся в обратную сторону и изо всех сил помчался к перекрестку.

Район Гармента, как всегда, бурлил. Огромные машины в ожидании разгрузки закрывали всю проезжую часть, создавая пробки на дороге. Посыльные на роликах прокладывали себе дорогу в толпе. Рассыльные из магазинов, не обращая внимания ни на пешеходов, ни на автомобили, толкали перед собой громоздкие стойки с одеждой на вешалках. Торопливо шли одетые с иголочки мужчины и женщины, останавливались, возбужденно что-то обсуждали, невзирая на шум и сутолоку вокруг.

«Лучшего места, чтобы затеряться и не придумаешь», — удовлетворенно подумал Денни. На середине квартала он увидел такси, припаркованное у обочины, и выходящую из него Нив Керни. Но до того, как Денни смог подойти к ней поближе, она скрылась в здании. Денни перешел улицу и занял наблюдательный пост, скрывшись за громадным грузовиком.

— Тебе, Керни, впору саван заказывать, а не бегать за этими модными тряпками, — пробубнил он себе под нос.

* * *

Тридцатилетний Джим Грин был назначен следователем недавно. Этому повышению по службе он был обязан своей удивительной, на уровне интуиции, способности правильно оценить ситуацию и найти единственно верное решение.

Сейчас же в его обязанности входило дежурство в госпитале у кровати детектива Тони Витале. Это было скучно, это было не совсем то, чем хотелось бы заниматься Джиму, но это было исключительно важно. Если бы Тони лежал в отдельной палате, Джим бы нес свое дежурство у дверей. Но в отделении интенсивной терапии ему приходилось сидеть на медсестринском посту и восемь часов подряд — в течение своей смены — наблюдать, насколько хрупка человеческая жизнь. Об этом постоянно напоминали мониторы, которые вдруг начинали тревожно сигналить, и тогда все врачи и медсестры бросались к постели больного, чтобы еще кого-то отвоевать у смерти.

Джим старался занимать как можно меньше места в маленькой тесной комнатке, что было не так уж сложно при его худощавости и невысоком росте. Через четыре дня медсестры перестали относится к нему, как к чему-то неодушевленному и не слишком желательному. Их объединяла особая забота о молодом крепыше-полицейском, отчаянно боровшемуся за свою жизнь.

Джим прекрасно знал, что значит быть секретным агентом, сидеть за одним столом с хладнокровными убийцами, осознавать, что в любой момент тебя могут раскусить. Он понимал беспокойство по поводу Нив Керни, которая могла быть убита по заказу Никки Сепетти; он почувствовал облегчение, когда Тони, напрягая последние силы, пытался сказать им:

— Никки… не приказывал убивать… Нив Керни…

Визит комиссара полиции с Майлсом Керни пришелся как раз на дежурство Джима, и у того была возможность пожать Керни руку. Легенда! Керни был достоин этого прозвища. Как он, должно быть, страдал, понимая, что Сепетти может не остановиться и добраться и до его дочери.