— Я в свое время проводил опыты на мышках, теперь эти опыты считаются классическими. Вводил мышкам кортизол — это такой гормон стресса, — а у другой группы, наоборот, подавлял его действие. Потом обе группы помещались в определенные условия. Мышки сидели в стеклянных ящиках, а вокруг ходили голодные кошки. Представляете, что мои подопытные должны были испытывать? У меня некоторые сотрудницы даже кричали, чтобы я прекратил издеваться над беззащитными животными. Так вот, те мышки, у которых был переизбыток кортизола, лежали, обреченные на смерть, и даже не думали о том, чтобы спасаться, как-то защищаться. А другие носились по своим ящичкам как ни в чем не бывало. А потом резвые мышки перестали давать потомство и как-то очень быстро все умерли. А те, которые были переполнены страхом смерти, стали усиленно заниматься сексом. Странно, да? На самом деле, зная, что обречены на гибель, они стремились сохранить свою популяцию. А жили потом долго-долго. На сорок процентов дольше, чем обычные мышки, не говоря уж о тех, которые смерти не боялись. Потом у меня были и другие опыты…
— На людях?
— Почему? Хотя находились и добровольцы. Интересно было за ними наблюдать. Мои добровольцы раскрывались с таких сторон! Вы даже представить себе не можете. Один так вообще плакал целыми днями и говорил, что не хочет жить. Я ему как-то в шутку предложил помощь в этом деле — мол, все будет безболезненно. — Рыскин радостно засмеялся. — Так он испугался еще больше. Теперь этот человек — известный писатель. У него масса почитателей. Даже за границей его издают. Правда, есть один вопрос: как они за рубежом переводят ненормативную лексику, которой переполнены его творения?
— Я не думаю о смерти, — поспешила успокоить профессора Варя.
— Так никто и не сомневается. Вы самая обычная девушка. То есть не самая обычная, а весьма неординарная: до безумия симпатичная, к тому же страшно умная и образованная.
— Спасибо, успокоили, а то могли еще сказать, что страшно красивая и до безумия образованная.
— Ха-ха-ха-ха, — рассмеялся Григорий Борисович. И смахнул с глаза веселую слезинку. — И все-таки я посоветую вам недельку-другую отдохнуть. А еще принимать препарат, который я вам сейчас дам. В аптеках его нет… В наших российских аптеках, разумеется.
— А можно без препарата?
— Можно, разумеется, но лучше с ним. Он абсолютно безвредный, но молодым мужчинам лучше им не злоупотреблять. Вы меня поняли?
— Да-да. Я помню ваш рассказ о мышках.
Профессор покосился на дверь и понизил голос:
— На самом деле у меня все. Могу уйти, но Владимир Викторович не поймет. Как это — и пяти минут не пробыл? Так что я еще минутки четыре посижу, с вашего позволения. А вам советую на воздух. На речку, на озеро, раз бассейна во дворе нет. А еще отличное занятие — по грибы ходить. Я свою жену чуть ли не силой поначалу в лес выгонял. А сейчас ее оттуда не вытащить. И ведь какой результат! Давление нормализовалось. Лишний вес исчезает, лучше всякой липоксации, я вам скажу. Идут они вдвоем в лес, а я смотрю из окошка и любуюсь.
— Вдвоем с кем? — не поняла Варя.
— С Мурзиком, — объяснил Рыскин, — это ее собачка. Карманной породы. Софочка гордо идет с корзинкой, а в корзинке сидит Мурзик и тоже радуется. И я радуюсь, когда смотрю на них.
Варя слушала его и пыталась понять свое состояние: есть небольшая слабость, голова немного тяжелая. Она так и сказала профессору.
— Так вот и примите таблеточку для своей головушки, — посоветовал он, — заодно и проверите действие.
— А можно без психотропных препаратов?
— Конечно, можно. Это как в анекдоте, когда старого еврея спрашивают: «Вас как хоронить — с музыкой или без?» — «Так мне все равно будет», — отвечает еврей. «Это понятно, но родственникам с музыкой приятнее будет». Так что скушайте таблеточку.
И, заметив колебание девушки, добавил:
— Как рукой снимет.
И снова засмеялся.
Удивительно, но лекарство подействовало очень быстро. Григорий Борисович, не дожидаясь слов Вари, как будто бы знал это:
— Ну, вот видите… Ладно, я пойду. Мне еще надо со вдовой пообщаться, а то, говорят, она вчера рыдала сильно.
Этого Варя не помнила, вероятно, ушла слишком рано.
Андрея не было, судя по всему, он рано ушел на работу и не стал ее будить. Она хотела ему позвонить, а потом решила не беспокоить по пустякам. Зато отец сидел в беседке. Он был там один, профессор Рыскин уже укатил. Владимир Викторович подставлял лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь ветви девичьего винограда.
— Когда самолет? — спросила Варя.
— Время еще есть, — ответил Владимир Викторович.
Потом он перестал упиваться солнцем и посмотрел на дочь.
— Надо бы все-таки и тебя с собой прихватить, но я ведь не только отдыхать еду.
— Какие-то переговоры?
Синицын покачал головой:
— Да всякая ерунда. Хотя ты девочка уже взрослая, тебе можно сказать. Я к врачам швейцарским лечу. Маме скажу, что просто на осмотр в Швейцарию заглянем…
— Операция? — догадалась Варя.
Отец кивнул: