С тобой навеки (ЛП)

— Сложно наслаждаться происходящим, когда ты тревожишься. Тревожность — такая засранка, не так ли? На повторе прокручивает всё, что может пойти не так. Мне жаль.

Меня затапливает облегчением. Она понимает.

— Именно.

— Ну, хочешь посидеть перед огнём и немного расслабиться? — спрашивает она. — Я могу приготовить нам ещё чаю. Плеснуть туда немножко виски. Устроим терапевтические обнимашки с животными и отключимся от всего.

В моей груди разливается тепло. Я киваю.

Её улыбка возвращается.

— Ладно. Хорошо. Где Гарри?

— Он придёт, — я подхожу к двери и открываю её, тихо посвистывая и чувствуя, что воздух резко сделался холоднее. — Он имеет привычку бродить по вечерам, но он придёт домой, чтобы согреться ночью.

Руни наполняет чайник, затем включает конфорку и улыбается, когда Гарри галопом залетает в дом и пробегает мимо меня к ней.

— Я тоже рад тебя видеть, — бурчу я.

Он подпрыгивает, и она обнимает его, позволяя ему лизать её подбородок, смеётся, когда ему удаётся лизнуть её в ухо.

— Гарри Стайлз! — вопит она. — Веди себя прилично.

Скугга стремительно выбегает из студии и набрасывается на мои шнурки с крохотным, свирепым «Мяу!».

Я поднимаю её, затем держу прямо перед моими глазами.

— Оставь в покое шнурки.

Крохотный комок шерсти наклоняет голову набок, совсем как Руни мгновение назад.

— Мяу, — говорит она.

Я вздыхаю и сажаю её на кровать. Она пробегает по ней, затем сваливается с края, гонится за одним из своих шариков с пёрышками и скрывается обратно в студии. Это ощущается странно знакомым и… домашним.

Я никогда не думал, что совместное проживание с кем-то может быть таким. Только не после детства в семье, которую я люблю, но их уровень шума и хаоса держал меня в постоянном состоянии сенсорного раздражения. Живя один, я впервые начал испытывать продолжительное умиротворение и спокойствие в своём доме. Я никогда не думал, что так может быть в компании другого человека.

С ней.

Когда чайник начинает свистеть, Руни наливает нам чай.

— Тебе Sleepytime⁷, верно? — спрашивает она.

Я киваю.

— Спасибо.

Она улыбается, не отводя взгляда от своей задачи. Я снова в физическом аду, смотрю на неё, на то, как она машинально прикусывает губу, как заправляет прядь волос за ухо, обнажая длинную линию шеи. Которую я хочу целовать, посасывать, пробовать на вкус…

«Чёрт».

Я отворачиваюсь и добавляю ещё одно полено в огонь. Тогда-то вокруг нас эхом разносится первый раскат грома. Руни поднимает взгляд.

— Воу. Это пришло из ниоткуда. Грозу обещали?

— Я не смотрел прогноз. Теперь, когда крыша починена, я перестал об этом беспокоиться.

Она достаёт телефон и открывает приложение погоды, параллельно макая пакетик чая в кружке.

Затем поворачивает телефон, показывая экран, сверкающий теми же цветами, что и огонь — насыщенно-красный, окружённый жжёно-оранжевым, затем рамкой жёлтого.

— Нам вот-вот надерут задницы, — говорит она.

Раздается ещё одна вспышка белого света, за которой следует раскатистый грохот.

А потом отключается электричество.

***

— Океееей, — произносит голос Руни с кухни. В доме темно, единственный слабый свет исходит от огня. Я действую быстро, нахожу свечи, которые держу в шкафу, и фонарик. — Итак, это случалось прежде? — спрашивает она.

— Да.

Судя по звуку, она ставит чайник обратно.

— Со мной такого не случается. И… Слушай, не смейся.

— Я в принципе обычно не смеюсь, так?

— Справедливо, — отвечает она. — Так вот… возможно, я чуточку боюсь темноты. Знаю, это абсурдно, но это так.

— У меня есть опыт с подобным, — подойдя к ней с фонариком, я протягиваю ей руку. — Вигго тоже боится темноты. Не говори ему, что я тебе сказал.

Я слышу её улыбку.

— Его секрет в безопасности со мной.

— Иди сюда, — с помощью фонарика я вывожу её с кухни, и Гарри скулит позади неё. — Гарри тоже с тобой в одной лодке, — говорю я, когда мы опускаемся на пол перед огнём.

Руни разводит руки в стороны, и Гарри ползёт к ней и ложится на её бёдра. Она гладит его по голове в медленном, размеренном ритме. Её руки дрожат.

— Грозы ты тоже боишься? — спрашиваю я.

Она смотрит на Гарри.

— Мне не нравится, как от них становится темно. Моя мама всегда позволяла мне приходить к ней в постель во время грозы. У неё была гирлянда, которую она включала и развешивала по изголовью, и если бы ты знал мою маму, то понял бы, что это весьма забавно, потому что всё в ней, её одежде, домашнем декоре — это высокая мода, но она хранила эту дешёвую гирлянду, которую включала только для меня, когда было темно, и я боялась.

Скугга бросается через всю комнату, неуклюже перебираясь через наши ноги, и бежит на кухню, явно наслаждаясь властью над всем домом и совершенно не боясь грозы снаружи. Руни смотрит ей вслед, улыбаясь, и тогда я вижу влагу в её глазах.

— Ты грустишь, когда говоришь о маме.

Руни тяжело вздыхает, потирая уши Гарри. Я тоже кладу ладонь на его спину, чувствуя его дрожь и надеясь, что вес моего прикосновения успокоит его. Он вздыхает, совсем как Руни.

— С моей мамой всё сложно. Нас разделяет расстояние, особенно теперь, когда она живет в Позитано с её мужем Пауло.

— Когда она приезжает в гости?