Сегодня здесь был почти весь посёлок. В воздухе витало волшебное напряжение, ожидание момента, когда можно будет скинуть оковы приличия, отчаянно повеселиться под модную музыку.
Все знали, что сигналом забыть о проблемах за этими стенами будет битловская песня “Girl”. Её всегда ставили для разогрева. Правда, под неё в самом начале никто не танцевал: выжидали, когда веселье начнут самые решительные и развязные танцоры.
Девочки с накрученными пружинками волосами, щедро облитые лаком, благоухающие одинаковыми духами, поправляли расклешённые платьишки.
Решительные и дерзкие одёргивали мини юбки и плотно облегающие кофточки-лапша.
Обольстительные силуэты, начинающие приобретать манящие женственные формы, под которыми бессовестно проступали колокольчики грудей с бутонами заманчивых вишенок, от которых сложно было отвести взор, вызывающе смотрели на неподготовленных к таким откровениям парней.
Смазливые прелестницы шептались, краснели, делились желаниями, сомнениями и тайнами. Они грезили о любви и счастье.
Мальчишки прихорашивались в туалете, наводили стрелочки на брюках-клёш, причёсывались одной расчёской на всех, откупоривали с трудом пронесённые бутылки Агдама и Кавказа: для разогрева и храбрости.
Танцы уже начались, но кавалеры никак не могли набраться мужества, чтобы выйти в свет.
В центре зала кружились несколько пар прелестниц: девочки танцевали с девочками.
Так было всегда. Мальчишки в ту пору были довольно нерешительные.
Задорные песни следовали одна за другой, но ничего не происходило, пока ведущая не поставила Шизгару.
Зал взорвался энергией.
Мелькали руки и ноги, вертелись головы, плечи и бёдра. На лавочках и у стен не осталось почти никого. Мальчишки и девчонки вытворяли чёрт знает что, оглашая зал восторженными воплями.
Крутились одинаково энергично под любой пульсирующий ритм.
Дальше прыгали под Облади-облада, про которую шутили что это “песня О б**ди” и гоготали как ненормальные.
Единого стиля, слаженных движений и парных импровизаций не было, но это никого не волновало. Впрочем, для красивых исполнений и вычурных ритмов не хватало места.
Когда зазвучал новый шлягер голосом Магомаева, – “По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш. В потоке солнечного света у киоска ты стоишь,” – Лёшка уверенно подошёл к Леночке, милой рыжеволосой малышке, которая в танцах не участвовала, за ней мальчик ухаживал вот уже четыре месяца, взял её за талию и повёл медленно.
На них оглядывались. Юля, подружка девушки, не смогла скрыть досаду: скуксилась, топнула ножкой и вышла из зала.
– Почему, ну почему привязался к ней этот Лёшка! Что он в ней нашёл и зачем ему нужна Леночка? Она же рыжая. Неужели он не видит, какая красивая я? Всё равно мой будет. Или ничей.
Запыхавшиеся танцоры выходили курить, делились впечатлениями. Быстрые танцы – не главное. Впереди фокстроты, танго и вальсы, когда можно будет обнимать, нежно ласкать, перешёптываться о чувствах и симпатиях, даже целоваться.
К Юле неожиданно привязалась мелодия Королевы красоты. “И я иду к тебе навстречу, и я несу тебе цветы, как единственной на свете королеве красоты! С тобою связан навеки я, ты жизнь и счастье. Любовь моя!”
Девочка даже всплакнула, так ей было обидно, что какой-то Лёшка симпатичен Леночке. Она размазала тщательно накрашенные тенями и тушью глаза, разозлилась, выскочила на улицу, но там было холодно и ветрено.
Приведя себя в порядок, успокоившись, Юля вошла в зал. Лёшка держал Леночку за руки, чего-то увлечённо шептал. Подружка смеялась, отводила взгляд в сторону.
В этот момент ведущая объявила белый танец под “Поющие гитары”.
“Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво отбивать девчонок у друзей своих…” – прочувствованно запели музыканты. Юля вздрогнула, неприязненно посмотрела на воркующую парочку, отважно направилась к ним и пригласила Лёшку.
Юноша хотел было отказаться. Леночка умоляюще на него посмотрела, ласково и требовательно пожала руку, подталкивая тем самым не обижать лучшую подругу отказом.
Лёша делал попытки держаться на расстоянии, едва дотрагивался растопыренными пальцами до её осиной талии.
Девочка упорно сокращала дистанцию.
Уже к середине танца она тесно прижималась к телу партнёра, обхватив обеими руками его спину. Голова девушки покоилась на Лёшкином плече, щекотала завитушками чуть не до слёз его чувствительные ноздри.
Он чувствовал жар разгорячённого близостью Юлькиного тела, её бёдра, настойчиво проникающие ему между ног, упругие груди, упирающиеся в него сосками. Лёшку колотила предательская дрожь во всём теле от волнующей близости, хотя он этого не хотел, даже сопротивлялся нахлынувшим вдруг ощущениям.
Парню было некомфортно, он пытался отстраниться, еле дождался завершения танца. Слова песни впивались в мозг острыми иглами.
Он чувствовал себя предателем.
Лёша не понимал, что с ним происходит. Вон ведь стоит Леночка, его любимая. Почему он танцует не с ней, с Юлей?
Девушка торжествовала. Она наслаждалась тем впечатлением, которое произвела на мальчишку. Лёша трепетал в её руках, краснел, обливался потом.