С тобой товарищи

Ксюша дышала глубоко, ровно. Катька тоже вздохнула полной грудью и снова уловила в воздухе запах дерева и коры. То ли под влиянием Ксюшиного восторга, то ли еще от чего, но небо уже не казалось серым, а было точно перламутровым, волны — атласными, а пена — тончайшим кружевом, сплетенным невидимыми руками.

От вдруг увиденного Катька покосилась на Ксюшу и не выдержала, бросилась к ней, обхватила холодными руками полную теплую шею, громко чмокнула в щеку. Ксюша засмеялась, но тут же смолкла и, махая на Катьку рукой, сказала негромко:

— Ктой-то там живой есть!

— Где?

— Где, где… под лодкой шебуршится. Мабуть песик.

Она встала с лодки, наклонилась и, легко приподняв ее край, ахнула:

— Дите! Чье ж это?

Под лодкой лежала девочка лет восьми, в синем драповом пальто. Она спала, подогнув под себя нош в коричневых ботинках, прижав к груди маленькие озябшие кулачки. На посиневшей от холода щечке вопросительными знаками лежали крупные завитки растрепавшихся черных волос, а ресницы еще были мокрыми. Наверно, перед тем, как уснуть, девочка долго плакала.

Ксюша отодвинула лодку, и Катька узнала Марину. Подскочив к ней, затрясла ее за плечо:

— Марина, Марина!

Девочка раскрыла глаза темные, как вишенки, пухлый ротик ее покривился.

— Да что ж ты плачешь? Разве ты не узнаешь меня? Это же я Катя…

Продолжая плакать, девочка приподнялась, Ксюша помогла ей.

— Ах ты, цыпушка. Совсем ить ледяная! — жалостливо приговаривая, Ксюша стала растирать холодные руки, гладить посиневшую круглую щеку.

— Это кто ж тебя сюдой затолкал?

— Я сама, — наконец-то узнав Катьку и уразумев, что и Катька, и незнакомая тетя не хотят ей зла, переставая плакать, ответила Марина.

— Зачем? — удивилась Ксюша.

— Мамка меня под пол хотела посадить, а там крысы. Я убежала. Хотела утонуть — пусть бы она потом плакала, — но река была такая страшная, вот такие волны! — Марина подняла вверх руки и, округлив от страха глаза, докончила: — Я испугалась и залезла под лодку…

— В подпол?! — всплеснула Ксюша руками. — Что ж ты, морковка или огурчик, чтоб тебя в подпол…

Марина с интересом посмотрела на Ксюшу и, нахмурившись, добавила:

— Я молиться не хотела, и тетю Кристину не слушала, и брату Афанасию сказала, что он глупый и ничего в жизни не понимает.

В доме у Катьки она отогрелась и заговорила еще быстрей. При этом все время вертела головой, махала руками и была похожа на маленького веселого воробья.

— Меня дяденька в лагерь устроил. Это вот там, у рощи, знаешь? — Обернулась она к Катьке. — Я там обедала и ужинала, и играла. А мамка сердилась. Как приду вечером домой — в лагере же мы не ночевали, — мамка и начинает, и начинает… А я ее не слушаю, потому что мне и дяденька, который в лагерь устроил, и все мальчишки и девчонки говорили, что мамка про бога выдумывает. И папка еще раньше говорил, что и чертей нет. А есть воздух, звезды и летают в небе не ангелы, а эти… ну, как их… еще хвосты у них…

Катька, не понимая, пожала плечами. Марина сердито затараторила:

— Как ты не знаешь? У нас малышовая группа, и то все знают.

Катька тоже сердито ответила:

— Не знаю, кто у тебя в небе летает, да еще с хвостами…

Растерянно потерев брови ладошкой, Марина, вспоминая, отозвалась:

— Как будто котлеты какие-то…

— Кометы! — сообразив, расхохоталась Катька.

К полудню тучи немного посветлели, но все так же плотно покрывали небо, солнце не могло пробиться сквозь них, и день был тусклый, точно стертый резинкой. Не дождавшись подружки, прибежала к Катьке Иринка. Увидев Марину, спросила:

— Ты не в лагере? Надоело, да?

— Ни капельки не надоело. Но только со мной сегодня такая история приключилась… Я чуть совсем не замерзла, потому в лагерь не пошла.

Выслушав от Катьки про Марину, Иринка задумалась.

— Знаешь, я все думала, думала… — сказала она, сосредоточенно водя по клеенке пальцем. — Взрослые все говорят об инду… — Иринка запнулась на трудном слове и, покраснев от досады, с натугой выговорила: — об ин-ди-ви-дуальной работе с верующими. Но у них, кажется, ничего не получается. — На вопросительный Катькин взгляд пояснила:

— Вот у нас с Женей получилось, с Мариной тоже, а у взрослых как было, так и остается. Может быть, нам самим?.. Сделать такие бригады и ходить по домам.

— К моей мамке такую бригаду надо, — влезла в разговор, внимательно слушавшая Иринку, Марина. — А то к ней ходят одни эти тетки, крестятся да еще врут, что только помогут ей братья и сестры Христовы. А сами ни капельки не помогают, а мамка болеет, — вздохнула Марина, и на глаза у нее сразу навернулись слезы.

Катьку всегда захватывало что-нибудь новое; и сейчас, придвинув к Иринке стул, она слушала, вставляла свое, враз приходившее в голову.

— Я вот где-то недавно читала или слышала… — Неуверенно сказала Иринка, но тут же решительно оборвала себя. — Впрочем, это неважно. Но вот эти самые сектанты, как узнают, что у кого-нибудь горе, так и являются. Вроде бы жалеют, помогают, а сами свое делают. — Иринка помолчала и, нахмурив брови, закончила фразой, наверно, тон, что прочитала в книжке. — Они, эти сектанты, отравляют религиозным опиумом сознание людей!