С тобой все ясно

Я у него всего-навсего дублер. А героиню у него зовут Соля, и она обладает фантастической способностью превращаться в волну. На море во время шторма. В световую волну во время космического полета. И фигура у нее как застывшая волна.

Это он здорово заметил. Соля - Савченко Оля, конечно.

И еще мне понравилась, даже не понравилась, а прилипла как-то фраза: "Она увидела в его взгляде грусть и нежность". (Главный герой, разумеется, Ромка - командир корабля.)

Но лучше всего описано состояние анабиоза. Я, как дублер, погружен в него почти до конца действия.

На литературе бы мне впасть в спячку!

Если на уроке уж очень скучно, я вылезаю на подоконник и прыгаю с парашютом вниз. Дурная привычка. С пятого класса тренируюсь. Стропы обычно запутываются за ветки, я выхватываю финку, отрезаю их и лечу в сугроб.

Оглядываюсь. Тяжело дышу. Вдали слышен лай собак и незнакомый говор. Я достаю автомат и...

- Градов, о чем ты замечтался? - спрашивает меня Женьшень.

Я встаю, но молчу.

Моя фамилия ему что-нибудь говорит, раз он ее запомнил? А ведь я на литературе глух и нем. Нем-то уж точно.

Но если честно, то мне уже так хочется поднять руку на этом уроке, так хочется, что я кричу: "Держите меня трое - двое не удержат!"

И еще мне хочется, чтобы Один Человек увидел в моем взгляде грусть и нежность.

Где наша "Группа АБЭ"? - там мы были все равны, никто никем не командовал. А с Романом... Он то и дело корит меня: "Лишних вопросов не задавай.

Это не твоего ума дело. Ты рядовой механик, твое дело руками работать, а для остального есть Главный Конструктор..." Белоручка и болтун.

Нормальное положение рта - открытое.

Сегодня я объявил себе День Молчания. За сутки - ни слова. Так он даже не заметил. Только один раз сказал: "Ты что, язык проглотил - поздравь меня.

Мопед конструкции РоСи-1 готов". Я молча пожал ему руку и молча ушел.

По-моему, он и не заметил, что я насовсем. Хотя и проводил меня до остановки автобуса.

И все трещал без умолку, доказывая, что Машина все равно в конце концов победит Человека. Трещал как Женьшень на уроке - красиво и вдохновенно.

- Да вот, смотри. Бездушные железные автоматы поят нас водой.

Газировкой. А мы, люди, стоим в очереди. И если уж он не даст тебе воды за твою монету, то бей его в железную грудь своим слабым человеческим кулаком - ему-то что?

Действительно, ему-то что? Я не стал бить в его железную грудь своим слабым человеческим кулаком.

Ему нужен друг-автомат - исполнительный и бессловесный. С тобой все ясно, Роман Сидоров! Прощай.

Мне не нравится его походка. Я ненавижу его голос.

И слова - высокие, красивые. Слишком высокие, слишком красивые.

Ходит он по классу бесшумно, незаметно. И голос у него - сочный баритон. Раз прислушаешься -и уши развесишь. Может, он нас гипнотизирует? Поет-обволакивает, а вникнешь - барабан.

Девчонки-дуры обсуждают, какими духами лучше тетрадь для сочинений побрызгать. Небось при Бабусе им такое и в голову не приходило. А я только теперь и оценил М. С.

С седьмого класса помню урок по "Молодой гвардии" Фадеева. Никаких красивых слов, а - мороз по коже. Как будто каждый из нас подпольщиком побывал.

Сегодня этот пришел на урок - сияет. "Вы начинаете думать! Я получил первое вольное сочинение и объявляю во всеуслышание: вольные сочинения принимаю на любую тему, в любое время дяя и ночи".

А что, ввалиться в полночь: вольное сочиненьице, мол, принес?

Он требует (ну, просит) вольных сочинений? Будут.

Начну так: "Какого черта понадобилось новому учителю копаться в наших душах?!" И - без подписи. Или под псевдонимом. Какой-нибудь КИСОЧКИНЪ, например.

Полетели первые листья. Выл в роще, на своей Пушкикюкой Полянке. Строки его застряли во мне, как осколки в груди ветерана. Нет, глупости. Я не ранен, я лечусь Пушкиным. Никто не может ответить на твои вопросы. Пушкин может.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим.

Может, Пушкин потому и гений, что он все знал и на все вопросы мог ответить?

Может, я сам виноват, что со всеми перессорился?

А все из-за этого Женьшеня. Я не могу без друзей.

Не могу без Андрея, не могу без Бори, как они этого не понимают. Даже без Роман-Газеты не могу.

Ну так иди мирись. Черта с два! Дурацкий характер.

Оля Савченко ведет себя так, что я начинаю сомневаться: была ли записка? Было ли что-нибудь в кинотеатре? Может, и впрямь ничего не было? И все это мне только почудилось?

Римма Николаевна чувствует, что я в тупике. Раньше в такие дни она меня утешала: "Все беды ты себе нафантазировал. Ты еще и не живешь".

Теперь она видит, что я живу, я живой, мне больно.

- Сынок, все хочу поговорить с тобой, - начинает.

А Томку послала за хлебом, хотя у нас целый батон черствеет. Но Томка на такие вещи сообразительная, скрылась, не пикнула. - Ты растешь.

Становишься мужчиной...

- Не надо! Ни слова больше!

Я бросаюсь наутек от матери, от разговора. Стыдно.

Опять сорвался. Чего я стал орать на всех, как последний псих?

Погулял, возвращаюсь. Томка уже дома. Уроки учит, отличница.