С тобою рядом

- От Пышковичей остались одни головешки. Вы, Полина Федоровна, не узнаете теперь Белоруссии. Почти что вся она перебралась в лес. Например, на Волчьем острове можно встретить больше людей, чем на каком-нибудь городском проспекте.

- А сады?

- И сады сгорели.

- Ах, как жалко!

- Людей, Полина Федоровна, больше жалко. Сады можно новые насадить. Мой батька говорил, что Антон Софронович еще до революции выучился на садовника. Он знает, как сажать и растить сады. Вот прогоним гитлеровцев, вы переедете в Пышковичи...

В дверях показался Корницкий с детьми.

- Мишка! - прервал он своего адъютанта. - Покажи Надейке и Анечке, что там есть в твоем чудесном мешочке. Идите, детки, к дядьке Мише... - И каким-то озорным тоном промолвил жене: - А ты, Поля, набери номер моего крестного батьки Осокина и скажи ему только два слова: "Антон дома". Я хочу, чтоб у меня были сегодня самые лучшие друзья нашей семьи.

В коридоре раздался звонок. Корницкая, которая взяла трубку телефона, снова положила ее и пошла открывать двери. Почтальонша сунула ей газету.

- Ваша "Правда". Читайте на второй странице, Полина Федоровна.

- Благодарю.

Полина Федоровна закрыла двери и развернула газету. Но то, что она увидала на второй странице внизу, не взволновало ее, как раньше. Кладя развернутую газету перед мужем на стол, промолвила:

- Очерк про тебя.

- "Это твой сын, Родина..." И мой портрет? Откуда?

- Неделю тому назад заходил корреспондент "Правды". Расспрашивал про тебя. Попросил твою фотографию...

...Вечером пришел генерал Осокин.

Корницкий попросил:

- Разбинтуй мне руку, крестный...

Жена спохватилась, подошла к мужу:

- Я сама...

- Не женское это дело, Поля. А вдруг и этой руки нету...

- Не говори так, Антон, - перебил его Осокин. - Пойдем в кабинет.

Они пошли в кабинет. Осокин плотно прикрыл дверь. Спросил, берясь за перевязь:

- Вы что - поссорились?

- Нет... Скажи, ты узнал мой почерк?

- В последних письмах был только твой дух, а не рука.

- Вот видишь. А она не признала!

- Не придавай этому значения.

- В семнадцатом году один ивановский ткач учил одного белорусского хлопца всему придавать значение. Помнишь окопы под Барановичами?

- Когда оно было!

- Да, давно. Но с того времени я иначе стал глядеть на людей и их дела. Видишь эти пальцы?

- Было работы твоему доктору!

- Его фамилия Толоконцев. Если б ты знал, из чего он, волшебник, смастерил эту руку!.. Да, теперь я полный инвалид...

- Успокойся, Антон. Хватит тебе работы. Будешь выступать на заводах, в колхозах.

- А что дальше? Смотреть на свой пустой правый рукав? Из Москвы ты проводил группу, которая насчитывала только шестнадцать бойцов. Сегодня вокруг них уже собралось четыреста человек отборных партизан. Ты и Галинин живьем меня оторвали от моих хлопцев, чтоб превратить в бездумного пенсионера. Только из этого у вас ничего не выйдет!..

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПЕНСИОНЕР

На квартире у Корницкого часто звонил телефон. Антона Софроновича приглашали на фабрики и заводы, в совхозы и колхозы рассказать о борьбе белорусского народа с фашистскими захватчиками. Появилось много новых знакомых, которые очень хотели, чтоб он вместе с женой побывал у них в гостях.

Весь советский народ в ту пору переживал огромный подъем после недавней грозной опасности. Наши армии неуклонно шли на запад, освобождая все новые и новые земли. В Белоруссии советские войска дошли до Днепра и готовились к новым ударам по врагу.

Антон Корницкий ежедневно с нетерпением ждал последних известий по радио. Над Москвою все чаще и чаще гремели победные салюты и вечернее небо подолгу сияло разноцветными огнями.

Еще в партизанском госпитале Корницкий стал думать о своей дальнейшей судьбе. Вот окончится война, и каждый человек вернется к своим прежним делам. А куда вернется он?

И вот тогда впервые как-то по-иному стал он глядеть на свои Пышковичи. А что, если переехать туда навсегда?.. Жить и работать. Но это было еще что-то неясное, неосознанное, словно случайный проблеск. Побег из госпиталя, дальнейшие напряженные бои с гитлеровцами на какое-то время заслонили идею, которая позже уже не давала ему покоя.

Пока что он еще никому об этом не говорил. Он теперь был пенсионер, порой - докладчик, как шутливо сам себя называл... Всегда он был в коллективе и с коллективом. Десятки и сотни людей слушали, что говорил он, он слушал, что говорят другие, касалось ли это больших государственных планов или речь шла о судьбе отдельного человека. Антона Софроновича вызывали на совещания, где решались серьезные вопросы, его часто подымали среди ночи телефонные звонки. И он как неутомимый солдат должен был мчаться на такие задания, откуда не всегда можно было вернуться живым.

А тут вдруг все это прекратилось. Он остался один. Пенсионер! Спи сколько хочешь. Хочешь - делай, хочешь - не делай... Уже никогда посреди ночи не раздастся требовательно тревожный звонок: "Вставай, Антон Софронович, ты нам очень нужен!" Нет, теперь он уже никому не нужен! Во время большой атаки его выбило из седла, на которое ему больше не сесть, чтоб догнать тех, кто мчится вперед.