С тобою рядом

- У нас, браток, по всей республике оккупанты четыреста тысяч хат сожгли. Их за один день не построишь. У меня в районе аж сорок тысяч человек таких, как ты. Что, если все вместе бросятся сюда с семьями?

- Я уже слышал от вас, товарищ Кисель, все это. Теперь я отсюда никуда не пойду!

- Не пойдешь, так пеняй тогда, браток, на самого себя. Я сейчас позвоню в милицию.

Он и в самом деле позвонил.

Вскоре явился в кабинет майор Шавков с двумя милиционерами. Шавков действовал быстро и решительно.

- Кто? - громко спросил он не то у Фомы Гавриловича, не то у инвалида. - А, это ты! Ясно. А ну, марш отсюда!

В эту минуту раскрылись двери, и в кабинет вошел Драпеза.

- Что здесь за спектакль, Фома? - строго спросил секретарь райкома у Киселя. - Как ты дошел до этого?

Драпезу, наверно, срочно вызвали по телефону или из райисполкома, или из милиции, и он захотел сам разобраться в том, что тут творится. Инвалид, увидав Драпезу, неожиданно живо поднялся с кресла, чтоб крикнуть бодро:

- Добрый день, товарищ комиссар!

- Садись, садись, Рокош, - кивнув головой в знак приветствия, все тем же строгим голосом промолвил Драпеза. - Снова развоевался? Забыл, что тут не огневой рубеж?

- Не забыл, товарищ комиссар!.. Эшелоны под откос было спускать легче... - Рокош недобро взглянул на Шавкова и закончил: - Пока этот суслик отсюда не выберется, я и слова больше не скажу...

- Осторожней, осторожней! - в бешенстве крикнул Шавков. - Оскорбляешь при исполнении служебных обязанностей...

- Видал я, как ты их исполняешь в пивном ларьке.

Рокош как стоял, тяжело покачиваясь на костылях, так вдруг круто повернулся и двинулся к дверям. За ним, словно по команде, пошла жена, за женой - дети. Шавков с помутневшими от злости глазами, попытался было перехватить Рокоша. Драпеза, однако, вовремя схватил его за рукав и рванул к себе.

- Не туда лезешь, Шавков! Разве можно так с людьми?

- А мне наплевать на таких! Ему в зубы я смотреть не собираюсь. Есть у нас кое-какой материальчик!

- Какой материальчик? - Карие глаза Драпезы сделались холодными и жестокими. - Про бой возле горы Высокой, где гитлеровцы перерезали Рокошу ноги из автомата? Либо про то, что наше правительство наградило его двумя орденами?.. Думай, что говоришь, товарищ Шавков!

- Маскировочка, товарищ Драпеза, маскировочка. А что он делал до партизан? А-а?

- То, что нам было нужно. Понял? А теперь иди...

Шавков, однако, пошел не сразу. Он еще с минуту топтался перед столом Киселя, раза два промолвил многозначительно: "Та-ак... хорошо!" И только после этого направился мелким шагом в сопровождении своих подначальных к дверям.

Евгений Данилович уже не обращал на него внимания.

- Давай сюда, Фома, заявление Рокоша. Это ж черт знает что! Мы тогда еле-еле спасли этого хлопца от смерти, а ты его хочешь доконать теперь, когда в мире всюду мир и покой! Да, видать, Рокош больше думает о женщине и ее детях, а не о себе. Полез, чудак, добровольно на свою голову в примаки.

Когда Фома Гаврилович отыскал в толстой папке бумаг заявление, Евгений Данилович бегло его прочитал. В следующую минуту наискосок на заявлении появился короткий приказ председателю колхоза "Перемога" Ефиму Лопырю в месячный срок переселить семью инвалида Отечественной войны Рокоша в новый дом.

- В следующий раз про такие заявления от инвалидов и сирот обязательно сообщай мне, Фома! - уже успокоившись, сказал Драпеза. - С остальными разбирайся сам. И никогда не затягивай. А то догадался звать на помощь этого алкоголика Шавкова!

Как только Драпеза вышел, Фома Гаврилович достал из шкафчика бутылочку с валерьяновыми каплями и стал отсчитывать в стакан с водою.