С точки зрения Тролля

Господин Донгогглз, в своем отглаженном костюме, медленно спускался по лестнице — один тяжелый шаг за другим. Молли ждала у двери, присев на корточки, чтобы лучше разглядеть его лицо, когда он появится на ее этаже. Он сделал еще несколько шагов — и вот оказался перед ней. Коренастый, с серой кожей и низким лбом, прикрытым шляпой-котелком. С блестящими желтыми глазами под короткими веками. Заметив Молли, он остановился, наморщил мясистый нос, толстым красным языком облизнул губы и вопросительно поднял брови. Молли рассматривала его рябую кожу, острые зубы под приподнявшейся в улыбке верхней губой. Она уловила мускусную нотку, замешанную в приторно-сладкий мятный аромат туалетной воды. Девочка взглянула ему в глаза и увидела темно-коричневые разводы, расходящиеся от зрачка, похожего на алмаз. Его веки тут же опустились, но она успела кое-что заметить.

«О да, — думала она. — У тебя есть тайна, не правда ли? И я буду не я, если не использую ее против тебя же. И разве ты не будешь давать мне монетки, чтобы я молчала? Ты не местный, ведь так? О, нет, — решила она, — у тебя нет никакого права обладать тем, что принадлежит нам, что принадлежит мне».

Она прислонилась к двери, из-за которой все еще пыталась докричаться до нее мать, и хитро улыбнулась, глядя на большого мужчину, спускающегося по лестнице.

* * *

— Она знает, Ирен, — сказал господин Донгогглз своей жене той же ночью. Они лежали в своей огромной кровати, устроившись на взбитых подушках, наполненных гусиным пухом.

— Чепуха, — ответила Ирен. — Ты ничего не понимаешь в человеческих детях. Им не хватает воображения, тем более когда речь идет о взрослых.

Она спрятала кончик своей длинной косы под чепчик.

— О взрослых людях, — заметил господин Донгогглз. — Но кое-кто из нашего роду-племени пострадал и даже был убит. Думаю, нам стоит уехать. Может быть, пришло время вернуться домой.

— Но мы дома, — настаивала Ирен.

Она была худой, с острым подбородком и большими серыми глазами. Рядом со своим мужем она казалась маленькой, как ребенок. Как ребенок с необычайно большими руками. Огромные, с грубыми пальцами и мозолями, они лежали на покрывале.

— Я скучаю по лесу, — вздохнул он.

— А я нет, — резко ответила она. — И девочки тоже. Им нравится носить платья и читать книги. И у них появились друзья.

Янтарные глаза господина Донгогглза вспыхнули пламенем, но потом его взгляд смягчился. Его дочери — они были его слабостью. Он повернулся на бок, лицом к жене; кровать натужно заскрипела.

— Друзья? — переспросил он.

— Девочка снизу. Завтра она с сестрами придет к нам поиграть. — Ирен нежно положила свои сильные ладони ему на щеки. — Вот увидишь, любимый. В конце концов они тоже станут людьми. Ну, — улыбнулась она, — в достаточной степени.

Позже, когда его жена уже тихонько посапывала, свернувшись, как котенок, у него под боком, Донгогглз лежал в постели без сна и думал, как же так все вышло. Слишком мягкий матрац и пуховые подушки? Он поднялся с кровати и подошел к окну, ногти на его ногах стучали по каменному полу. Распахнул рамы и высунулся наружу, насколько смог. Его ноздри затрепетали, когда он безошибочно различил запах каждого из живущих в доме. Сладкие и резкие, простые и изысканные ароматы смешивались с запахом крови, плоти и костей. Он высунулся дальше, и из-за пределов разросшегося за все эти годы города до Донгогглза донесся влажный запах когда-то обглоданных костей, спрятанных под соснами. Он глубоко вдохнул, наполняя им рот.

Потом он с отвращением отвернулся от окна. Все было в прошлом. Они оставили ту жизнь. Он дал обещание, а за все сотни лет своей жизни Донгогглз никогда не нарушал клятв. Роди мне детей, детей-великанов, просил он свою человеческую жену, и я исполню любое твое желание. И она родила, хотя последний ребенок чуть не стоил ей жизни. В благодарность он дал Ирен глотнуть драгоценной живой воды, чтобы она снова стала здоровой, и она поднялась с кровати даже сильнее, чем была. Она заботилась об их детях, мыла их, кормила тем мясом, что он приносил, и не задавала вопросов, хотя сама никогда не взяла в рот ни одного кусочка. Но вместе с мясом она скармливала их дочерям истории про этот мир: про приятные мелочи, платья и сладости, про улицы, по которым гарцуют поджарые лошади и едут черные кареты. Она говорила, что они принцессы и им придется скрывать свое происхождение до тех пор, пока принцы не найдут их и не одарят золотом и любовью. Донгогглз потряс головой. Он должен был это предвидеть. Когда дело дошло до ее желания, он услышал его даже не от нее самой.

— Поедем в город, папа, — хором попросили его дочери. — Мы хотим увидеть его. Мы хотим прокатиться на карете, носить платья с поясами, есть конфеты. Мы хотим жить в доме со слугами и горничными, с кроватями и простынями. Мы тоже люди.

Донгогглз завыл и топнул ногой. Его дочери бросились на пол и засучили ногами, и его сердце не выдержало. И тогда, пусть даже Ирен и не сказала ни слова, он согласился переехать в город, чтобы они немного пожили в человеческом мире.