С точки зрения Тролля

Домой в этот день он вернулся поздно, медленно поднялся по лестнице, вода стекала с его пальто и шляпы; там, где он ступал, начинали струиться маленькие ручейки. Донгогглз насторожился, заходя в парадную, — в какой-то момент ему показалось, что он видит Молли Коротышку, — а потом вздохнул с облегчением, обнаружив, что его никто не поджидает. Он повернул ключ в замке своей двери и скривился, услышав незнакомое хихиканье в прихожей. Переступая через мусор, он увидел Молли, прячущуюся в коридоре за стойкой для зонтиков. Она прижала палец к губам, жестом призывая его к молчанию.

— Что ты здесь делаешь? — грубо спросил он.

— Вот ты где! — воскликнула его старшая дочь, указывая на Молли. — Мы играем, папа. В прятки. И я выиграла!

— Твой отец смошенничал! — возразила Молли. — Так не честно. Не честно портить другим удовольствие. Я должна перепрятаться.

Его дочь надула губы и начала плакать, и Молли, сжав кулаки, сдалась. Но, идя по коридору в спальню к девочкам, она бросила через плечо на Донгогглза полный угрозы взгляд.

— Мошенники получают по заслугам, — пробормотала она.

Донгогглз сердито прошествовал на кухню к Ирен. Она сидела за столом, подперев подбородок рукой и угрюмо глядя в чашку с чаем. Она не подняла головы, ни когда он вошел, ни даже когда зарычал и бросил мокрую шляпу на стол.

— Почему эта девчонка здесь? — потребовал он ответа.

— О, дай им поиграть. Они просто маленькие девочки, — раздраженно ответила Ирен. — У меня не хватит духу огорчить сегодня девочек. Я потеряла свое блюдо, твой подарок, — сказала она, поднимая на него печальные глаза. — Ума не приложу, куда оно делось.

— Я подарю тебе другое, — ответил Донгогглз, и ее лицо просветлело от радости. — Когда мы вернемся в лес, — добавил он, и жена снова уткнулась в чашку.

— Не хочу я туда возвращаться. Мне нравится здесь, — упрямилась Ирен.

Донгогглз заскрипел зубами. Клятва была клятвой, он не мог ее нарушить. Но он жаждал сломать кости маленькой Молли Коротышке и высосать из нее кровь. Он пообещал себе, что этой ночью будет внимательнее. Что ничего не случится.

Но Донгогглз устал. Он прошел в тот день много миль под проливным дождем и смертельно хотел спать. Всхлипывая, Ирен подала ему ужин на золотой тарелке, от еды поднимался горячий пар. Он наелся до отвала, надеясь, что это придаст ему бодрости, но когда насытился, у него стали слипаться глаза. Он слабо сопротивлялся неизбежному и в конце концов позволил Ирен отвести себя в кровать. Она расстегнула пуговицы на его твидовом пиджаке, вынула из карманов разные мелочи: золотые часы на цепочке, кожаный кошелек и нож в ножнах. Она стянула с него мокрые от дождя и тяжелые брюки и с нежностью уложила его в постель.

Донгогглз тут же провалился в глубокий сон без сновидений.

Он проснулся на рассвете от едва слышного стука и сел на кровати. Кто-то пробирался по комнате к коридору. В замке входной двери повернулся ключ. Он вскочил, ночная сорочка путалась у него в ногах, не давая бежать. Когда он добрался до лестничной площадки и посмотрел вниз, то увидел, как Молли Коротышка и ее сестры заходят в свою квартиру. Молли, услышав шаги на площадке, подняла голову, и в рассветном полумраке он увидел, как ее губы искривились в злобной улыбке.

— Я поймаю тебя, Молли Коротышка, — с яростью прошептал он.

Она рассмеялась и крикнула ему:

— Нет. Ты ничего мне не сделаешь, а вот я на тебе заработаю. Возвращайся в Испанию, или откуда ты там приехал, старый болван… И дочки твои пусть проваливают, мне наплевать.

— Кто шумит? — раздался возмущенный голос с нижнего этажа.

Тут же заплакал ребенок, залаяла собака, и другие раздраженные голоса присоединились к общему шуму. Донгогглз вернулся в квартиру, не желая привлекать к себе лишнего внимания. Захлопнув дверь, он решил, что не может больше закрывать глаза на опасность, грозящую его семье и ему самому. Будь ей это под силу, Молли Коротышка бы их уничтожила. Они ничего ей не сделали, но это не имело никакого значения. Как и то, что почти целый век они жили тихо, и за это время он не забрал ни одной человеческой жизни: на его тарелке появлялась только безвкусная и жесткая мертвечина, которую он подбирал там, где ее оставляла для него старуха-смерть. Но клятва оставалась клятвой, и он не мог ее нарушить. Зато мог придумать, как избавиться от Молли, не нарушая данного обещания.